Ричард Райт - Черный

- Мама, я уезжаю, - прошептал я.

- Куда? Зачем? Не уезжай!

- Я должен уехать, мама. Так жить я не могу.

- Ты сделал что-нибудь плохое и теперь бежишь?

- Нет, мама, успокойся. Я заберу тебя потом к себе. Все будет хорошо.

- Будь осторожен. И забери меня поскорее. Мне здесь так плохо, сказала она.

- Тебе уже много лет плохо, мама, я знаю, но что я раньше мог сделать?

Я поцеловал ее, она заплакала.

- Не расстраивайся, мама. Все будет хорошо.

Я вышел через заднее крыльцо и прошел четверть мили до железнодорожных путей. Когда я зашагал по шпалам в сторону города, начался дождь. Скоро я вымок до нитки. На вокзале купил билет, быстро добежал до угла улицы, где был кинотеатр. Да, хозяин на месте, сам отбирает билеты у входа. Я вернулся на вокзал и стал ждать поезда, наблюдая за толпой.

Через час я сидел в вагоне для негров, и поезд вез меня на Север, осуществляя первый этап моего путешествия в страну, где я буду жить, не испытывая такого страха. Тяжесть, давившая на меня многие месяцы, немножко отпустила. У меня защипало щеки, я провел по ним рукой и понял, что они мокрые от слез. И еще в эту минуту я понял, какие душевные муки сопутствуют преступлению. Я надеялся, что никогда больше их не испытаю. Мне и не пришлось ни разу больше их испытать, потому что я никогда больше не воровал; меня удерживало знание того, что в самом преступлении для меня заключено наказание.

Итак, моя жизнь в моих руках, сказал я себе. Посмотрим, что я сумею с ней сделать...

11

Я приехал в Мемфис холодным воскресным утром в ноябре 1925 года и пошел со своим чемоданом по тихим, пустынным улицам под негреющими лучами солнца. Разыскал Бийл-стрит, где, как мне рассказывали, человека на каждом шагу подстерегает опасность: воры, проститутки, вымогатели, убийцы. Через несколько кварталов я увидел большой дом и в одном из окон объявление: КОМНАТЫ. Я замедлил шаг, раздумывая, что означают эти "комнаты" помещение внаем или публичный дом? Мне не раз доводилось слышать, как попадают впросак молодые провинциалы, оказавшись в большом городе, и я решил вести себя очень осмотрительно. Дойдя до конца квартала, повернул обратно и снова медленно прошел мимо дома. А, была не была, решился я наконец, поживу здесь день-другой, а там найду что-нибудь поприличнее. Ничего ценного в чемодане у меня нет, деньги я ношу при себе, если их захотят украсть, то придется сначала меня убить.

Я поднялся на крыльцо и хотел позвонить, но вдруг увидел в окне толстую мулатку, она с интересом глядела на меня. Вот черт, подумал я, ну конечно, это публичный дом... Я опустил руку. Женщина улыбнулась. Я повернулся и стал спускаться. Внизу я поднял голову и увидел, что мулатка исчезла. Через минуту она появилась в дверях.

- Эй, парень, постой! - крикнула она мне.

Я стоял в нерешительности. Идиот проклятый, не успел и шагу ступить, как нарвался на публичный дом...

- Ну что же ты, иди сюда! - громко звала она. - Да не бойся, я тебя не съем.

Я медленно пошел к ней.

- Входи, - пригласила она.

Я с ужасом уставился на нее, потом все-таки вошел в переднюю. Здесь было тепло, она зажгла свет и оглядела меня с ног до головы.

- Почему ты все ходил и ходил возле дома? - спросила она.

- Я ищу себе комнату, - ответил я.

- Ты что же, не видел объявления?

- Видел, мэм.

- Почему ж не вошел?

- Сам не знаю... Я ведь не здешний...

- Ой, не могу! Да это же за версту видно! - Она плюхнулась на стул и разразилась таким хохотом, что ее могучая грудь заходила ходуном. - На тебе аршинными буквами написано, что ты только что приехал. - Она всхлипнула и снова зашлась смехом, но наконец утихла. - Меня зовут миссис Мосс.

- А меня - Ричард Райт.

Она на минуту задумалась, потом сказала серьезно:

- Хорошее имя.

Я стоял с чемоданом в руке и хлопал глазами. Господи, куда же я все-таки попал? И кто эта женщина? Зачем я тут стою, надо скорее уносить ноги.

- Да ты не бойся, сынок, это не бордель, - сказала она наконец. - Люди невесть что плетут про Бийл-стрит, я ведь знаю. Этот дом мне принадлежит, я здесь и живу. И в общине церковной я состою, ты не сомневайся. Дочь у меня есть, семнадцать лет ей, и, господь свидетель, она у меня с истинного пути не собьется, я не допущу. Садись, сынок. Никто тебя здесь не обидит.

Я улыбнулся и сел.

- И откуда же ты? - спросила она.

- Из Джексона, штат Миссисипи.

- А ты ничего, не такой уж дикарь, хоть и из Джексона, - заметила она.

- Кто сказал, что в Джексоне дикари живут?

- Ой, нет, дикари, как есть дикари, насмотрелась я на них. Ведь из них слова не вытянешь. Станет такой, глаза в землю упрет, с ноги на ногу переминается - поди пойми, что ему надо.