Жюль Ренар - Дневник (1887-1910)

1 Иронически: имеется в виду сам Рыжик.

* Малларме. Его стихи отчасти музыка, как верлибр, - свободный стих, отчасти рисунок.

3 февраля. - У Виктора Гюго, - сказала она, - встречаются довольно миленькие выражения.

* - Лотрек такой крошечный, - говорит мадам Бернар, - что у меня начинается головокружение.

* Снег еще лежит отдельными островками, как клочья мыльной пены в ушах после бритья.

* Мадам де Севинье, говорят, писала свои письма для потомства. И очень хорошо делала. А вы предпочли бы читать небрежно написанные черновики?

* Подлое ощущение в руках, когда приходится аплодировать.

* Голова его поворачивается на шее медленно, как подсолнечник.

7 февраля. Ростан. У него роскошный кабинет. Он там не работает. Работает в спальне, на маленьком шатком столике. Написав "Романтиков", отделал себе чудесную туалетную комнату, ванную и возле ванны - биде. Его свояченица, входя, говорит ему: "Добрый день, дорогой мэтр!.."

Отдаляется от нас все больше и больше. Считает нас фальшивыми, лгунами, злобными и хищными.

Пишет на отдельных листках, а на полях чертит какие-то рисуночки, по словам мадам Ростан, ей-богу же, очень миленькие.

Уверяет, что вполне способен признать талант за молодыми, которых ненавидит или презирает.

- Ходит в скромном полутрауре - в платьице в белый горошек, - говорит Ростан о цесарке.

Откровенно говоря, осталась лишь единственная причина любить Ростана: страх, что он скоро умрет.

- Ну, что вы хотите мне сказать?

Так он встретил меня сегодня вечером, даже не предложив сесть.

- Вы непереносимы! - говорю я. - Я остаюсь молодым и оставляю вас с вашей старостью. Всего доброго!

- Давайте порвем! - говорит он.

Глаза у него маленькие, узкие. Он завивает усы. Очень бледный.

- Ростан, нас теперь связывают лишь две-три ниточки, два-три звена, и я их порву.

- Рвите!

И когда, закрывая за собой дверь, слышу его голос: "Это просто невыносимо!" - я оборачиваюсь, говорю ему "до свидания" и что погода прекрасная.

- Желаю хорошо развлекаться, - говорит он мне.

Я весь дрожу, а у него побелели губы. И, возможно, мы оба испытываем горькую усладу, повернувшись друг к другу спиной.

Одним другом меньше, какое это облегчение!

10 февраля. "Саломея" Оскара Уайльда. Впечатление сильное. Но не мешало бы кое-где убрать еще несколько голов Иоканаана. Их положительно слишком много. И сколько зря повторенных криков, и сколько поддельной пышности!

* Зоологический сад. В одной из клеток маленький зверек, который бегает взад и вперед с мрачным упорством. Он не уродливый: просто очень смешной. Я-то знаю, на кого он похож, но не смею даже подумать, что это он и есть, и иду за справкой к сторожу.

- Скажите, пожалуйста, мосье, что это за новый зверек? На его клетке нет надписи.

- Вот этот? Подождите-ка, - отвечает сторож. - Не могу припомнить. На прошлой неделе их было двое, и они гонялись друг за другом по траве. Чертово название! Так и вертится на языке.

Он пытается вспомнить. Мы пытаемся вспомнить вместе.

- Знаю! - вдруг восклицает он. - Вспомнил. Так вот, мосье, это собачка.

* Есть друзья. Нет настоящих друзей.

* Сегодня вечером ко мне приходила мадам Ростан, и я сразу же сказал ей, что люблю Ростана, как своего младшего, слабого здоровьем, брата, но что лучше нам не видеться, а то дело у нас непременно кончится мордобоем.

Она знает, все знает. Она только что отправила отцу Ростана отчаянное письмо на тридцати страницах. Что делать? Он решил покончить с собой. Твердит, что хочет пойти в священники. Отрешился ото всего и утверждает, что это и есть начало мудрости. Встает с постели и тут же падает в кресло, и не делает ничего, ровно ничего. Когда к нему приходят, он старается навести в своих бумагах живописный беспорядок: а на этих страницах нет ничего, кроме каких-то рисуночков, и то бессмысленных.

К ним приходил известный врач. Ничего определенного не нашел. Неврастения, астения. Ей хотелось бы, чтобы он заболел по-настоящему. Тогда боролись бы за его жизнь. Спасли бы его. Он исцелился бы. Но так он просто похож на мертвеца.

- А нет ли тут какой-нибудь любовной истории?

Она просто мечтала бы об этом, и знай она хоть одну женщину, которая была бы способна вернуть его к жизни, она сама бы бросила ее в объятия Ростана, И бедняжка заливается слезами. Он играет ножами, оружием, бутылками, стаканами. Не выпускает из рук орудий самоубийства.

- Да, - говорю я. - Если бы он умер, поговорить об этом было бы интересно, но вся беда в том, что он еще жив, хотя вряд ли можно назвать это жизнью, и в таком состоянии он невыносим. Он ведет себя подло в отношении вас, детей, друзей. Было бы лучше, если бы ему приходилось зарабатывать на прокорм семьи.