Жюль Ренар - Дневник (1887-1910)

8 октября. Они живут в гостинице. У них двадцать тысяч франков, но они их не расходуют, берегут на покупку поместья в Гонфлере. Из Блуа они привезли с собой маленького грума и платят ему пятнадцать франков в месяц, а делать ему нечего. Каждое утро он спрашивает хозяйку: "А что мне сегодня делать?" Никто не знает. Тогда его посылают с письмом к друзьям, которые заведомо отсутствуют, и велят подождать ответа...

* Писать много, публиковать лишь лучшее.

16 октября. Формулы для ответа авторам, присылающим свои книги:

"Вот книга, которая достойна Вас, дорогой друг, и я счастлив Вам это сказать".

"Благодарю Вас. Я увезу Вашу книгу с собой в деревню. Я буду читать ее под деревьями на берегу ручья, в окружении, достойном ее".

19 октября. Когда вы краснеете, приятно и грустно смотреть на вас, как на пылающие поленья.

25 октября. В каждой коммуне имеется сейчас фельдшерский пункт; к тому же мы раздаем беднякам хлеб. В Шитри есть бедные люди, но нищих нет. Нищим запрещается выходить за пределы их коммуны. Человек кормится куском хлеба и двумя-тремя орехами. Ко мне как раз явились двое из Сен-Реверьена - слепой, которого привела молодая женщина.

- Но неужели, - сказал я, - ваша жена не может работать, вместо того чтобы водить вас с утра до вечера?

- Ох, господин мэр, мы бы заработали меньше.

Я все же дал им одно су и приказал больше не появляться, а то велю их задержать. Потом я смотрел им вслед, как они уходили по старой дороге. Я слышал их смех. Это они смеялись надо мной.

21 октября. Нет никакой разницы между настоящей и поддельной жемчужиной. Самое трудное - притвориться огорченным, когда потеряешь или раздавишь жемчужину поддельную.

* Природа не окончательна: всегда можно к ней что-нибудь добавить.

31 октября. "Жюль Ренар, мэр деревни Шомо" - это будет хорошо выглядеть на обложке книги.

1 ноября. Леон Блюм - безбородый юноша, который девичьим голосом может в течение двух часов читать наизусть Паскаля, Лабрюйера, Сент-Эвремона и прочих.

16 ноября. Вчера вечером я заплатил пятьдесят шесть франков пятьдесят сантимов Стейнлену за иллюстрации к "Рыжику". Из застенчивости он оставил деньги на маленьком столике, не посмел взять их сразу, чтобы не показаться жадным или наглым. Затем мы разговаривали: наступили сумерки, наконец ночь, а когда принесли лампу, денег не оказалось.

Ни я, ни он не посмели заговорить о них.

26 декабря. Ростан упражняется в своей грусти, словно работает гимнастическими гирями.

...Сара Бернар. Ищу эпитет, чтобы подытожить свои впечатления. Нахожу только "мила". Мне не хотелось ее видеть. Теперь я навсегда разбил смешного и стеснительного кумира, которого я сотворил себе из Сары Бернар. Осталась женщина, которую я считал худощавой, а она оказалась толстой; которую я считал уродливой, а она красива, да, красива, как улыбка ребенка.

Когда Ростан сказал: "Познакомьтесь - Жюль Ренар", - она поднялась из-за стола и заговорила веселым ребяческим, очаровательным голосом:

- Ах, как я рада! Он именно такой, каким я себе его представляла, не правда ли, Ростан? Я ваша поклонница, Ренар.

- Мадам, с изумлением узнаю, что вам могли понравиться сочинения (я так и сказал "сочинения") Жюля Ренара.

- А почему? - спросила она. - Вы, значит, считаете меня дурой?

- Ах, я не то сказал...

- Да что вы!

И она стала подкрашивать губы.

Позже, на лестнице, я понял, как надо было сказать:

"Нет, мадам, я считал вас гениальной женщиной, со всеми вытекающими отсюда неудобствами". Но это, вероятно, было бы еще глупее.

- Я мерзну. Чувствуете? - сказала она и положила руку на щеку Ростана, которого она называет "мой поэт", "мой автор".

- В самом деле, рука ледяная, - сказал Ростан.

Не придумаю, что бы такое сказать! Нет, не так-то легко блеснуть! Я очень взволнован, увлечен, я хочу выказать себя мужчиной.

- Что вы делаете, Ренар?

- Мадам, я только что делал нечто прекрасное: я слушал вас.

- Да вы прелесть! Но что же вы все-таки делаете?

- О! Очень немногое. Пустячки, рассказы о природе, о животных. Они хуже, чем этот, - говорю я, показывая на великолепного пса, которого она называет, кажется, Джем.

И мой бедный человеческий голос тонет в собачьей шерсти.

- Знаете, - говорит она, - на кого вы похожи? Вам уже говорили?

- Да, на Рошфора...

- Нет, на Альбера Дельпи.

Два других голоса:

- На Дюфлоса... На Леметра...

Я решаю, что похож на слишком многих.

- А вы любили Альбера Дельпи?

- Нет!

- О!

- Но вы мне нравитесь. Дельпи плохо кончил. А вы хорошо кончите. Впрочем, это уже сделано. Вы уже не можете пойти по ложному пути.