Жюль Ренар - Дневник (1887-1910)

Шестнадцать лет подряд она носит один и тот же корсаж.

Долгу у них всего тридцать франков, которые они уплатили за сало.

Она никогда не выходит из дому. Целый день работает у окошка, откуда открывается самый прелестный вид на свете.

18 апреля. Коолюс заходит в редакцию "Жиль Бласа".

- То, о чем я пишу, я не могу поместить нигде, кроме как у вас.

- Хорошо, хорошо! Приносите.

И он приносит статью о весне.

* Клочья лазури. Прожорливые облака вырывают их друг у друга.

19 апреля. "Юманите". Говорят, первый номер разошелся в количестве ста тридцати восьми тысяч экземпляров.

Сто тридцать восемь тысяч читателей прочли мою "Старуху". Атис мне говорит, что одна женщина, не глупее всех прочих из числа ста тридцати восьми тысяч, заявила ему:

- Я не поняла, что хочет сказать Жюль Ренар своей "Старухой". Кого он имеет в виду?

Она, должно быть, решила, что речь идет о Луизе Мишель. Вот и все, - а мне уже сорок лет!

* "Юманите". Жорес, Бриан, Эрр забрасывают меня комплиментами. Никогда еще меня так не принимали в редакциях. Социалисты хотят быть любезными. Я постеснялся сказать Эрру: "Ведь и вы написали хорошо". Мне кажется, что комплименты, которые доставляют мне удовольствие, другим не могут быть приятны. Если бы не это, я охотно бы их говорил.

Франс рассказывает, Мирбо смеется, Жорес слушает, поворачивая голову, смотрит то на одного, то на другого, Бриан весел. Не смею ничего сказать в присутствии этих людей, которые ведут Францию. Сколько знаменитостей в одной комнате! А ведь быть может, и я произвожу на них какое-то впечатление, и, быть может, любая моя шутка рассмешила бы их.

- Знатоки, - говорит Жорес, - предсказывают нашей газете хорошее будущее. Наш тираж сто сорок тысяч. Будет огромный срыв, но у нас большие возможности. При семидесяти тысячах газета покроет свои расходы.

Леон Блюм, деятельный, лихорадочный, похож на нимфу Эгерию. Смотрит на Жореса, который что-то начал писать, и говорит:

- Прекрасно.

Жорес, подойдя ко мне, благодарит, просит не медлить со следующим очерком. Мне кажется, что я вижу все это во сне. И вечно эта смешная боязнь отвечать комплиментами на комплименты.

28 апреля. В Шомо. Прежде всего, почему я решил уехать из Шомо? По трем причинам: административным, религиозным и моральным.

Необходима более тесная связь между мэром, советниками и избирателями. Избиратели не должны терять на другой день после выборов всякий интерес к тому, что происходит в мэрии. Центром должна быть школа. Хорошие дороги, гигиена, и все это - экономно, но без скаредности. Дело не в том, чтобы сказать: "Наша касса полна", - а в том, чтобы сказать: "Мы израсходовали деньги, но с пользой".

...Республика. Ей мы прежде всего обязаны всеобщим избирательным правом. Когда-то обвиняли республиканцев в том, что у них грязные руки; теперь их обвиняют в том, что они хотят предать все мечу и огню. Если они кричат: "Да здравствует всеобщий мир!" - их обвиняют в том, что они продались. Так как же наконец? У республиканца должно быть высокое представление о морали. Он хочет свободы для человека. Положить предел обогащению одних и помочь другим в их нищете.

10 мая. Маринетта растерянна. По ее словам, я похож на блаженного. Она плачет.

- Мне кажется, что ты перестал быть литератором.

- Я тот же, что и был, но вырос, стал шире.

Я ищу в ее глазах огонек, но он не зажигается.

- Столько усилий, и для чего? - продолжает она. - Эти люди не понимают тебя. Ставят себя выше. Какая нелепость!

- Ничто не пропадает. Я буду доволен, если хоть один из них сдвинется с мертвой точки. Если шевельнется в нем мысль. К тому же никогда не следует думать о результатах.

- Но ведь ты так рискуешь.

- Чем? Что меня будут оскорблять? Вызовут на дуэль? Но ведь если я не буду делать то, что должен делать, то умру от тоски, от отвращения.

- Вот, вот. Ты говоришь, как апостол. Кончится тем, что ты станешь святым.

- Ну и что же?

- Святым безбожником.

- Если такова моя судьба... Мысль у меня течет светло, как ручей, и ее не остановишь.

* Вишневые деревья. На каждой ветке перевязь из цветов.

* Сад. Почти слышно, как гудят новые ростки.

18 мая. Выборы. Может быть, только я один отношусь к ним серьезно.

8 июня. Стиль чистый, какою бывает вода, когда она светлеет, как бы постепенно стачиваясь о каменистое русло.

* В Париже я им рассказываю о выборах, о делах мэрии. "Неужто до того дошло? А мы думали, что ты это для смеху..."

* Беспроволочный телеграф. Согласен. Но куда же денутся наши очаровательные ласточки? Где же им сидеть?