Леонид Иванов - Глубокая борозда

— А какое это имеет значение? — пожал плечами Королев.

Павлов забрал расчеты, пошел к Смирнову.

— У меня, Иван Петрович, серьезный разговор относительно вот этих графиков, — показал он бумагу. — Нельзя ориентировать на косовицу половину зерновых к десятому. Нет столько зрелых хлебов. Зачем же заставлять людей губить выращенный урожай?

— Губить-губить… — сердито передразнил Смирнов.

— Иван Петрович! Скажите откровенно: вы верите в реальность этого задания? Я не верю. Говорю прямо.

— Ну ладно. Через час — бюро. Будем утверждать. — Строго взглянув на Павлова, показал ему на стул, приглашая садиться. — Тебе, Андрей Михайлович, пора уже понимать кое-что в политике, — неожиданно мягким тоном продолжал он. — Скоро областная партийная конференция, а там съезд. С чем мы с тобой придем на конференцию? В промышленности у нас терпимо. А в сельском хозяйстве? На твоем участке. По мясу не только обязательство — план проваливаем…

— Мы его еще в прошлом году провалили, низковесный молодняк гнали ради рапорта.

— Ты думаешь, там, в Москве, удовлетворятся таким твоим объяснением? — покривил губы Смирнов. — По молоку план тоже под угрозой. Таким образом, у нас с тобой остается один козырь — хлеб! С первых дней набрать темпы косовицы, опередить соседние области. Урожай нынче выше прошлогоднего, значит, сверх плана можем сдать миллионов десять.

— Если начнем валить зеленые хлеба, то и план может оказаться под угрозой.

Лицо Смирнова стало хмурым.

— Ничего ты, Павлов, не понял, — глухо произнес он. — Бюро будет утверждать графики, не я один.

— Не нужны никому эти графики! — почти выкрикнул Павлов. — Люди на местах лучше нашего знают, какое поле когда надо косить.

— Похоже, что до работы в низах тебе недолго осталось ждать. Планы провалены на твоем участке…

С грустными мыслями уходил Павлов. Ему все хотелось понять Смирнова. Но чем дальше, тем сильней крепла мысль: «На себя работает… только на себя… И сейчас ему нужен только рапорт…» Зрело решение: бороться! Не за свой пост, нет! Бороться с любителями работать на себя. Он напишет в Центральный Комитет, если надо, поедет туда, но молчать больше не будет. Пусть и его накажут — есть за что. Но нельзя, чтобы большим делом и дальше руководил человек, думающий только о себе, о своем благополучии.

К концу дня телеграммы с графиками, подписанные Смирновым, полетели в районы. Разъехались и бригады уполномоченных.

И скоро Павлову пришлось выдерживать недоумевающий взгляд Несгибаемого.

— Вы же только что у нас были, Андрей Михайлович… Большинство полей видели. Как же вы могли согласиться с таким графиком?

— Посмотрим еще раз, — смущенно произнес Павлов.

Уже в дороге спросил, довели ли задания до хозяйств.

— Нет. Зачем же ставить себя в глупейшее положение?

На полевых дорожках стояли комбайны, сцепы жаток, виднелись и тракторы. Все наготове. Кое-где уже косили: подошел ячмень. Но картина ясна: в ближайшую неделю подойдет для косовицы не более десятой части хлебов… И Павлов посоветовал Несгибаемому установить колхозам и совхозам лишь сроки завершения косовицы.

А Гребенкин настроен бодро. Начал с критики:

— Что? Не выдержал, представитель низовки? — весело рассмеялся он. — Я ведь вижу, чей тут почерк!

Веселое настроение Гребенкина передалось и Павлову. В самом деле: о чем горевать? Нужен ли график таким, как Гребенкин? И здесь они договорились — вместе с агрономами и руководителями хозяйств обследовать все поля, наметить примерные даты косовицы, а отсюда и маршруты передвижения отрядов жаток и комбайнов.

Но на другой день позвонил помощник Смирнова. Павлову надлежало съездить в Тавровский район. Помощник намекнул, что, возможно, секретарь Тавровского райкома Кутузов станет «первой жертвой». Павлов знал, что этим приемом иногда пользовался Смирнов.

И вот бюро обкома. Докладывает Кутузов.

— Что ты нам рассказываешь о будущем, о планах? — сердится Смирнов. — Ты объясни членам бюро, почему не довел наш график до колхозов и совхозов? Почему?

Кутузов переждал поток вопросов, заговорил сам:

— Я звонил в обком, но все разъехались, не с кем было посоветоваться. А дело серьезное, товарищи… Хлебов, которые можно косить в ближайшую пятидневку, не больше пяти тысяч гектаров, а по графику — сорок пять тысяч. Скосить мы можем, но…

— Ты ответь по-русски: почему не спустил график? Он, видите ли, не уверен в разумности графика. Видели его?