Владимир Марков - Кенозёры

Жил в деревне мужик. Пьяница был несусветный, мог перепить любого и оставаться на ногах. А пил он всё, от самогона до одеколона. Когда тверезым был, жена нарадоваться на него не могла: любая работа кипела у него в руках. А как нальёт глаза — палец о палец не ударит, будь то сенокосная страда, весенняя пахота или уборка урожая. Жена с детьми маются на пожне или на огороде, а он руки в брюки — гуляет по деревне с гармошкой. И всё ему по фиг.

Однажды наш герой — а звали его Егором, — будучи в похмельном состоянии, долго рыскал по соседям в поисках какого-нибудь зелья, чтобы поправить свою буйную головушку. Не найдя ничего, возвратился домой. Вспомнил, что жёнка приготовила настойку мухомора для натирания ног, которые у неё уже давно болели, наверное, от резиновых сапог — из них ведь она не вылазила сутками. «А, была не была», — подумал Егор и полез под кровать за бутылкой мухоморной настойки, ведь она была на спирту. Налив полстакана жидкости с какими-то тёмными ошмётками, Егор поставил бутылку на место и присел к столу.

Тут в избу вошла его благоверная Капитолина и ахнула, сразу догадавшись, что удумал её муженёк. Но Егор, уже учёный, знавший повадки скорой на руку Капитолины, залпом опрокинул стакан в своё лужёное горло. И поперхнулся, зашёлся в неистовом кашле. Внутри всё жгло, откуда-то взялись и потекли ручьём сопли и слёзы. Егора выворачивало наизнанку. «Всё! Помру!» — с трудом соображая, подумал Егор. Испугалась и Капитолина. Бросилась к ведру с водой, зачерпнула ковшик и сунула мужу: «На! Пей!» Но и вода не помогла. Ему становилось всё хуже.

Через дорогу жила бабка Нюра, кое-что знавшая в лечении. К ней иногда за неимением фельдшера обращались деревенские. Капитолина сбегала к соседке. Бабка Нюра сразу же пришла, посмотрела на мучившегося мужика и говорит: «Ему бы поблевать…» Но у Егора это не получалось, хоть и толкал он свои грязные пальцы в рот. Тут бабка что-то на ушко Капитолине сказала, и та юркнула в коридор.

Через полминуты она возвратилась с кружкой, наполненной свежей мочой. «Ha-ко, выпей кваску!» — сказала Капитолина страдальцу. Егор с жадностью хватанул всю кружку и вытаращил глаза: «Что это?» «Моя моча», — ответствовала спокойным голосом супружница.

Вот тут-то и начало Егора рвать, да так, как из фонтана. Полведра, наверное, наблевал. Весь хмель вышибло из головушки.

«Ну и стерва же ты, Капитолина! Сцакой напоила. Уж этого я тебе никогда не прощу, курва буду, не прощу!» — с этими словами Егор бегом бросился к озеру, синеющему за окном под горкой, чтобы прополоскать испоганенный жёнкиной мочой рот.

Тётка Фаина любит ходить по гостям, мужа у неё нет, давно уж помер, детей никогда не бывало. Скучно одной-то век вековать, вот и шляется по соседям, не пропустит ни одного застолья. А беда-то в том, что напивается Фаина каждый раз до чёртиков, до умопомрачения, домой её гостеприимным хозяевам на руках приходилось нести.

И вот однажды после очередного дня рождения в деревне возвращалась тётка Фаина в свою избушку, споткнулась перед самым крылечком и свалилась на землю. Спьяну протиснула между ступенек голову и пышную свою грудь, не знавшую младенческих уст, да так и застряла: ни туда ни сюда выбраться не может.

Стала, горемычная, звать людей на помощь. Услышали её деревенские парни, копавшие неподалёку червей для ужева. Прибежали, стали Фаину вытаскивать из-под крыльца — у них ничего не получается. Тётка Фаина орёт громче:

— Больно! Больно!

Её крик долетел и до ушей соседей, у которых в этот день так усердно отметилась тётка Фаина. На улицу выскочила хозяйка и запричитала:

— Что же вы, заразы, со старухой делаете? Девок вам не хватает, псы бесстыжие! — Схватив коромысло, она огрела по спине одного из парней, пытавшихся помочь Фаине.

Ребята, не ожидавшие такого поворота дела, отбежали от крыльца. Плюнули на бесполезное занятие и снова пошли копать червей. Ошарашенная соседка, поняв, что случилось с её подругой, шлёпнула её несколько раз по заголённой заднице коромыслом и принялась вызволять из плена. А несчастная пленница, зажатая ступеньками крылечка, в это время сладко похрапывала. Надо же так наклюкаться…

Настя и Роня.

Случай этот произошёл в 60-е годы прошлого века. Я тогда в школе учился и жил с родителями в лесном посёлке Поча, что в трёх километрах от Кенозера. Рабочих в делянки возили автобусом. Однажды солнечным весенним утром, как обычно, выехали на работу. Кое-кто из пассажиров, поудобнее усевшись на сиденье, досматривал сны свои, другие бодрствовали, глазея в окна. Вдруг кто-то ткнул в спину водителя: «Гляди, Никола, вон глухарь на берёзе сидит!» (В ту пору шофёры автобусов и лесовозов всегда ружья с собой возили, то зайца, то птицу подстрелят по дороге).