Ромен Роллан - Жан-Кристоф (том 2)

Забыв о существовании соседки, Кристоф присел рядом с нею у края ложи: он не отрывал взгляда от прекрасной актрисы, имени которой не знал. Но зрители, не затем явившиеся сюда, чтобы слушать никому не ведомую артистку, не обращали на нее никакого внимания: хлопать они решались только тогда, когда на сцену выходил Гамлет женского пола. А Кристоф каждый раз взрывался и обзывал их "ослами" - шепотом, который можно было расслышать в десяти шагах.

Кристоф вспомнил о своей соседке, лишь когда упал занавес и начался антракт; видя, что она все еще дичится, он усмехнулся и подумал, что, вероятно, испугал ее своими выходками. И Кристоф не ошибся: молодая девушка, с которой случай свел его на несколько часов, отличалась почти болезненной застенчивостью; предложение Кристофа она приняла лишь потому, что в ту минуту была во власти необычайного, восторженного возбуждения. У нее сразу же явилось желание как-нибудь отделаться от незнакомца, под каким-нибудь предлогом убежать. Но она еще больше смутилась, когда почувствовала, что вызывает всеобщее любопытство; и ее тревога только возрастала оттого, что там, позади (куда она не отваживалась оглянуться), все громче раздавались глухие проклятия и ропот соседа. От такого соседа можно было ожидать всего; и когда он подсел к ней, она застыла от ужаса: каким еще сумасбродством он ее удивит? Ей хотелось провалиться сквозь землю. Молодая девушка инстинктивно отодвигалась: она боялась прикоснуться к Кристофу.

Но все эти страхи исчезли, когда наступил антракт и она услышала добродушный голос:

- Что, неприятный вам попался сосед? Уж вы меня извините.

Она подняла глаза и увидела ту самую добрую улыбку, которая решила дело, когда Кристоф предложил ей билет.

Он продолжал:

- Я не умею таить про себя свои мысли... И, кроме того, всему есть мера!.. Эта женщина... она же старуха!

Его опять передернуло от отвращения.

Она улыбнулась и почти шепотом сказала:

- И все-таки это прекрасно.

Он заметил ее акцент и спросил:

- Вы иностранка?

- Да.

Он взглянул на ее простенькое платье.

- Учительница?

Девушка покраснела.

- Да, - ответила она.

- Откуда же вы родом?

- Я француженка.

Он жестом выразил удивление.

- Француженка? Ни за что не подумал бы.

- Почему же? - спросила она застенчиво.

- Вы такая... серьезная! - сказал он.

(Она подумала, что в его устах это звучит не очень-то большой похвалой.)

- Есть среди нас и серьезные, - отозвалась девушка, совсем сконфузившись.

Кристоф смотрел на ее открытое лицо с выпуклым лбом, маленьким прямым носом, нежным подбородком и впалыми щеками в рамке каштановых волос. Он смотрел и не видел ее: мысли его были заняты прекрасной актрисой. Он повторил:

- Вы француженка - это любопытно!.. Вы, значит, землячка Офелии? Трудно поверить.

После короткого молчания Кристоф добавил:

- Как она хороша!

Он не заметил, что тем самым проводит нелестное для своей соседки сравнение. Незнакомка очень хорошо это уловила; но она не рассердилась на Кристофа, так как была с ним согласна. Он попытался узнать некоторые подробности об актрисе, но ничего не узнал: по-видимому, незнакомка была далека от театральной жизни.

- Должно быть, вам приятно послушать французскую речь? - спросил он.

Кристоф сказал это просто так, но, видимо, задел самую чувствительную струну.

- Ах! - ответила девушка с поразившим его выражением искренности. - Это для меня такая радость! Я просто задыхаюсь здесь.

На этот раз он всмотрелся в нее пристальнее: она незаметно сжала руки и потупилась, но тут же подумала, что слова: ее могли прозвучать оскорбительно.

- Ох, извините, - сказала девушка, - я сама не знаю, что говорю.

Он весело рассмеялся.

- Не извиняйтесь! Вы даже не подозреваете, насколько вы правы. Не надо быть французом, чтобы задыхаться здесь. Уф!

Кристоф расправил плечи и глубоко вдохнул в себя воздух.

Но девушка устыдилась нечаянного признания и окончательно ушла в себя. К тому же она заметила, что из соседних лож следят за их разговором; Кристоф тоже это заметил и вскипел. Их беседа прервалась; так как антракт еще не кончился, он вышел в фойе. Слова незнакомки отдавались у него в ушах, но он не слышал их: перед ним стоял образ Офелии. В следующих актах она окончательно покорила его, и когда красавица актриса дошла до сцены безумия и запела печальную песенку любви и смерти, голос ее прозвучал так трогательно, что Кристоф еле справился со своим волнением - он почувствовал, что вот-вот заревет, как теленок. Злясь на себя за проявление слабости (по его мнению, непозволительное для настоящего художника) и не желая привлекать к себе внимание, он быстро вышел из ложи. Коридоры и фойе были пусты. Взбудораженный Кристоф сбежал по лестнице и сам не помнил, как очутился на улице. Ему нужна была ночная прохлада, хотелось широко шагать по темным, безлюдным улицам. Очнулся он только на берегу канала, - он стоял, облокотившись на парапет, и смотрел на безмолвную воду, по темной поверхности которой пробегали блики от фонарей. И то же было в его душе: неясный свет, трепет. Вглядываясь, он видел там только отблески великой радости, пробегавшие по поверхности. Зазвонили куранты, но он уже не смог бы вернуться в театр и дослушать пьесу. Быть свидетелем торжества Фортинбраса? Нет, этим его не заманишь... Да и хорошо торжество! Кто позавидует такому победителю? Кто согласится быть на его месте, уже наглядевшись досыта на все мерзости жестокой и нелепой жизни? Вся драма - грозный обвинительный акт против жизни. Но вся она заряжена такой могучей жизненной силой, что страдания переплавляются в радость и самая горечь опьяняет.