Джон Леннон - Интервью, данное журналу 'Плейбой' Джоном Ленноном и Йоко Оно

- 28

находились "Земляничные поляны" - дом с небольшим садом около исправительного заведения для малолетних. Туда я ходил на праздники со своими приятелями Найджелом и Питом. Мы там шатались и продавали лимонадные бутылки за пени. На "Земляничных полянах" нам всегда было весело. Вот откуда я взял название. Но я использовал как обобщенный поэтический образ: земляничные поляны навсегда.

В: А текст, например (жить легко...)

Л: (поет) "С закрытыми глазами. Все, что мы видим, мы не так понимаем). Это и сейчас верно, правда? Разве не то же самое я говрю сейчас? Ощущение инстинктивного знания, наитие и попытка его выразить вот что это значит. В каком-то смысле я всегда ощущал присутствие интуитивного знания, я был "хип" еще в детстве. Я был не похож на других. Я всегда был другим. Во 2-ой строчке говорится ("Я был робок, я сомневался, поэтому не сказал прямо того, что имел ввиду. А имел я в виду то, что никто меня не понимает, ни у кого нет интуитивного знания. Значит, я или безумец, или гений" )("Или высоко, или - низко"), это в следующей строчке намек на эту мысль. Я думал: верно, со мной что-то не в порядке, раз я вижу то, чего не видят другие. Наверно, я безумец или эгоманьяк, думал я, раз я вижу то, чего не видят другие. Когда я был ребенком, я, бывало, говорил: "Но это действительно происходит!", а все смотрели на меня как на сумасшедшего. Я всегда был так "психичен", "интуитивен", "поэтичен" - называйте как хотите - что все, все видел как в галлюцинации..

В детстве мне было страшно, потому что не было человека, кто понимал бы меня. Ни тетушка, ни друзья, никто не понимал моих поступков. Было очень, очень страшно. Единственный отдушиной можно было - читать про Оскара Уайльда или Дилана Томаса, или Винсента Ван-Гога - все эти тетушкины книги, где рассказывалось, как эти люди страдали из-за своих видений или предощущений. Общество терзало их за то, что они пытались выразить свои видения. Я не только чувствовал одиночество - я видел его.

В: Ты не нашел тех, кто мог бы понять твои видения?

Л: Все они уже умерли. Таких людей я встречал только в книгах у Льюиса Кэролла и в некоторых картинах. Сюрреализм потряс меня в мозгу и в моем воображении, это не безумие. Я понял, что отношусь к некоторому товариществу людей, которые видят мир сюрреалистически. Для меня сюрреализм - реальность. Так было даже в детстве. Когда мне было 12 или 13 лет, я смотрел на себя в зеркало и буквально впадал в транс. Тогда я не знал, как это называется. Много позже я узнал, что для таких состояний есть свои названия - особые. Со мной происходили галлюцинации, я видел, как мое лицо трансформируется, приобретает космические черты. Такие вещи делали меня бунтарем, и я вел себя вызывающе. Но, с другой стороны, я хотел, чтобы меня любили и принимали. Какая-то часть моего "Я" хотела, чтобы меня признавали все сферы общества, а не только те, где ценится безумец-музыкант, крикун. Но я не могу быть тем, кем не являюсь.

Вот из-за всего этого родители других ребят, в том числе, и отец Пола, внушали своим детям: "Держитесь от него подальше". Родители инстинктивно понимали, кто я такой, то есть смутьян, Нон-конформист, который может влиять на их детей. Что я и делал. Я делал все, чтобы нарушить покой и порядок в доме у моих приятелей. Частично, наверно, из зависти, потому что у меня не было так называемого дома. И все же он у меня был: у меня была тетка, дядя и хороший пригородный домик. Большое спасибо. Ты слышишь, тетушка? Недавно Пол сказал, что я потому сижу сейчас с Шоном, что в детстве у меня не было нормальной семьи. Это очень обидело тетушку. И это действительно чепуха. Моя семья состояла из 5-ти

- 29

женщин, 5-ти сильных, умных женщин. Они сестры. Одна из низ - моя мать, она самая младшая. Она просто не смогла приспособиться к жизни. Ее муж удрал на корабле в море, шла война и она не могла справиться со мной, поэтому, когда мне исполнилось 4 с половиной года, она отдала меня своей старшей сестре. Это были замечательные женщины. Когда-нибудь я напишу про них что-нибудь вроде "Саги о форсайтах". Они дали мне первые уроки феминизма.

Во всяком случае, то, что я узнал от общения с ними, а также тот факт, что я рос без родителей - все это дало мне понять, что родители не боги. Именно это я и внушал своим приятелям. Родители Пола были от меня в ужасе, они боялись моего влияния просто потому, что я был свободен от родительских оков. Эта свобода была мне компенсацией за отсутствие родителей, это была пытка, но зато я очень рано стал понимать многие вещи. Впрочем, я не был сиротой: моя мать была жива, всю мою жизнь она была рядом, в 15 минутах ходьбы от меня. Я с ней иногда виделся. Просто мы не жили вместе.