Франсуаза Саган - Немного солнца в холодной воде

- Ну как?-спросила Жильда.-Выглядишь ты прекрасно. Ты, говорят, очень счастлив.

- Очень,-вяло подтвердил он.

Она, как всегда, была обо всем прекрасно осведомлена.

- Так зачем же ты тогда сюда пришел? - и она засмея-лась.-Мужчины приходят ко мне либо за любовью, либо чтобы пожаловаться. Ты не очень-то похож на счастливого любовника. В чем дело?

- Это сложно,- начал Жиль.

И он заговорил. Говорил долго, чуть подтасовывая факты к своей выгоде, хотя и ненавидел себя за это. К концу рассказа он совсем расстроился. Она слушала молча, прищурив глаза, ку-рила сигарету за сигаретой, и выражение лица у нее было как у хиромантки-у нее часто бывало такое выражение. Когда он умолк, она встала, прошлась по комнате, слегка покачивая бед-рами, потом снова села в кресло и пристально посмотрела на него. В общем, все это было довольно смешно, и Жиль уже раскаи-вался, что пришел к ней. Она заметила лукавую искорку в его взгляде и рассердилась.

- Если я верно поняла, мадам забрала тебя в руки и ты не знаешь, как вырваться.

Жиль возмутился.

- Вовсе нет,-сказал он.-Я забыл главное. Я не сказал тебе самого главного...

А главным была горячая страсть Натали, ямка на шее На-тали, куда он утыкался лицом, засыпая, непрестанная нежность. Натали, глубокая ее правдивость и его безграничное доверие к ней. Все то, что Жильда, роскошная полупроститутка, с ее де-шевой развращенностью, уже давно разучилась понимать. Но за-чем же тогда он здесь?

- А что же главное? Втюрился ты в нее, что ли? Но он уже вскочил и, заикаясь-не то от гнева, не то от сты-да,- забормотал, с трудом выговаривая слова:

- Я плохо тебе объяснил... Забудем это. Извини меня.

- Ну когда она вернется к своему мировому судье, приходи ко мне,сказала она. - Я всегда дома, ты ведь знаешь.

"Да,-думал он с ненавистью,-ты всегда дома. И ты всегда рада любой подлости, любой гнусности и прихотям своих прияте-лей. Ты из той породы женщин, с которыми мужчина как будто все в жизни забывает, а на самом деле просто захлебывается во всякой мерзости".

Уже подойдя к двери, он обернулся.

- Вовсе она не забрала меня в руки, как ты говоришь, я сам к ней прицепился.

- Ну тогда надо было рассказывать о ней по-другому,- смеясь, заметила Жильда и заперла, за ним дверь.

Очутившись на лестнице, он почувствовал, что его трясет от негодования, но и сам не знал, на кого он злится. Как бешеный, он промчался через весь Париж, поставил куда-то машину, бегом поднялся по лестнице. Но, подойдя к своей квартире, он услышал смех Натали и мужской голос. Тяжело дыша, он остановился. "Если это американец, набью ему морду-и вся недолга. Это пойдет на пользу и мне, и ему, обоим сразу". И вместо того, чтобы отпереть дверь своим ключом, он позвонил, находя, что так будет приличнее. Однако Натали открыла дверь, звонко смеясь.

- Угадай, кто у нас!-сказала она.

В дверях гостиной стоял ее брат и улыбался. Вероятно, у Жиля было очень странное выражение лица, потому что Натали спро-сила:

- А ты думал кто?

- Не. знаю,-пробормотал он.-Здравствуйте, Пьер.

- Ты думал-это Уолтер?

- Уолтер?

- Ну, тот вчерашний американец. Я как раз рассказывала Пьеру про него...

И, смеясь до слез, она упала в кресло. Брат стоял возле нее и тоже смеялся, и Жилем овладело ощущение счастья. Брат и сестра смеялись заразительно, как дети, в них чувствовалось что-то ребячливое и искреннее, и оба были такие красивые, что на них приятно было смотреть. Нормальные люди. Значит, еще существуют на свете нормальные люди. Жиль рухнул в кресло, измученный и довольный. Он у себя дома, в своей семье, после того, как из-за своего дурацкого характера так по-дурацки провел день.

- Когда вы приехали, Пьер?

- Сегодня утром. У меня оказалось два свободных дня, а мне очень захотелось увидеть Натали. Мне ее писем недостаточно.

Так она, значит, часто писала брату? Между посещениями му-зеев? А что она вообще делает целыми днями? Он всегда расска-зывал ей, возвратившись с работы, как у него прошел день; они, как сумасшедшие, спорили о политике, говорили о газете, о зна-комых, но она никогда ему ничего не рассказывала о себе, гово-рила только о своей любви к нему. Что же она могла писать брату? "Я счастлива... Я скучаю... Жиль очень хороший... Жиль не очень хороший..." Он бросил взгляд на Пьера, пытаясь про-честь на его лице отзвуки этих писем, но ничего не увидел. Лас-ковое любопытство-и только. Нет, она, наверное, одинаково та-ится и от него и от брата. Он вспомнил о том, что говорил о ней, сидя целый час у Жильды, и ему стало стыдно.