Элигий Ставский - Домой ▪ Все только начинается ▪ Дорога вся белая

- Но приходить к нему, видеть его я все же могу или...

Зина, не поворачиваясь, глядя куда-то перед собой, покачала головой.

- Почему? — Леонид почти выкрикнул это слово.

- Ему незачем привыкать к тебе, а потом к кому-то другому. Я, как видишь, еще не стара, говорят, котируюсь не меньше, чем прежде, пользуюсь успехом у солидных людей и могу еще выбирать. Мальчик до сих пор ничего не знает, и пусть так останется. Надеюсь, тебе ясно?.. Вот снег пошел...

- Что мне должно быть ясно?

- Очень просто. Я хочу, чтобы его маленькая душа была спокойной. — Она поймала на перчатку снежинку. — У него будет другой отец.

- Но мы же не мертвые, Зина.

Она пожала плечами и сдула снежинку.

- Это что-то новое. Ведь прежде для тебя были важны одни мировые проблемы. Ты хотел быть полезным для общества. А личная жизнь тебя не интересовала. Что ж, продолжай... Я должна позвонить маме, чтобы она забрала сына из садика. У тебя есть две копейки? Где здесь автомат?

- Это все?

- Что все? Зачем ты купил это пальто? Ну перестань, пожалуйста, делать такое зверское лицо. Тебе не идет это пальто. Теперь все ходят в таких. — Она вынула сигарету, закурила, сломав несколько спичек.

- Ты куришь? — Леонид заметил, что у нее дрожат пальцы.

- Что делать? — проговорила она и вдруг заплакала. — Почему? Почему так? Ведь я же люблю тебя. Ты понимаешь, что я до сих пор люблю тебя?

- Да. Но это странная любовь, потому что думаешь ты только о себе. Об одной себе. И даже не хочешь подумать о сыне.

- Не знаю. Можешь считать меня эгоисткой, кем угодно. А кто же еще будет думать обо мне, если не я сама? И, посмотришь, ты еще вернешься ко мне. Я знаю... И выиграла я. У меня есть сын, и я люблю тебя. А ты?.. У тебя нет ничего.

Леонид проводил ее до автобуса.

...Дождь не переставал. Капли целыми пригоршнями кидались на стекло. Гитара звучала по-прежнему. Те парни под аркой, должно быть, и не собирались уходить. Леонид снова зажег свет. Стеллажи, стены, старая, в фунтах, гантель. Пусто, одиноко, тихо. А дальше? И может быть, от этой пустоты, от самого себя он и хочет спрятаться за мальчиком? Может быть, поэтому ему теперь и нужен мальчик? От женщины, которую он никогда не любил? Пройдет эта ночь, и он поедет с мальчиком вместе, как с чужим, не имея права сказать ему даже одного слова правды. Потому что так хочет она. Потому что взамен она требует всей жизни. А мальчик еще слишком мал, чтобы что-то понять. И, кто знает, поймет ли, когда станет взрослым?..

Леонид очень ясно почувствовал, что не представляет, как вести себя с мальчиком. Есть двое взрослых, навсегда разных н несоединимых, и есть мальчик, еще один мозг и еще один характер. И сейчас они совсем чужие. Может быть, он напрасно выпросил у Зины эту поездку?

Он распечатал сигареты и закурил, хотя давно отучил себя курить ночью. Прошелся из угла в угол своей пустой комнаты. Постоял у окна. Потом нагнулся, развернул чертеж, наступил на него коленями. Склонился ниже над ровными, понятными ему линиями. Он будет платить за все работой. Работать как лошадь. И знать только труд. Ведь этим можно заполнить жизнь.

Поставив локти на пол, так, что его шея почти вошла в плечи, закусив большие пальцы сомкнутых рук, он смотрел на чертеж. Вглядывался, стараясь сосредоточиться. Но все равно слышал гудение автобусов, а потом монотонный шум дождя. Так прошла ночь.

Они стояли у окна долго, и оба молчали.

И все так же, не переставая, хлестал дождь. Только теперь уже было видно, что дождь кончается. Очень далеко, над самой землей, тучи начинали белеть, расползаться, и там быстро светлело, и кое-где засветились голубые полоски неба.

Мальчик не часто ездил в поездах, и ему было интересно смотреть в окно. Он видел большой лес, стога сена, белые колышки березовых оград, провода и черных птиц, которые мокли на проводах. Все это двигалось, и он мог бы смотреть и смотреть, но все же ему было как-то не по себе. Было непривычно чувствовать на своем плече тяжелую руку и знать, что за его спиной стоит высокий и чужой мужчина, и больше нет никого. Мальчик старался понять, что с ним происходит. Но не мог. Он знал только, что едет куда-то очень далеко, где тепло, где есть горы и где можно научиться ловить больших рыб. Несколько раз он поднимал голову, но так ничего и не сказал. Потом наконец осмелился:

- А это какие птицы?

- А ты разве не знаешь?

- Всех я еще не знаю. — Он знал, что птицы, которые сидят на столбах, — это вороны.