Мигель Сервантес - Назидательные новеллы

Случилось так, что в этот же самый день на площадь были выведены шесть наказанных плетьми преступников, и когда глашатай выкликнул: "Тот, кто впереди, - вор!" - Видриера закричал соседям, за спинами которых стоял:

- Отойдите в сторону; ведь счет могут начать с кого-нибудь из вас!

А когда глашатай крикнул: "А этот задни...", - лиценциат сказал:

- Этот сеньор удивительно похож на "казенную часть" наших ребятишек.

Один мальчик сказал ему:

- Дружок Видриера, завтра будут сечь розгами сводника!

- Если бы ты сказал "сводницу", - ответил тот, - я мог бы подумать, что речь идет о... карете.

Стоявший поблизости носильщик ручных возков спросил:

- А про нас, сеньор лиценциат, вы ничего не скажете ?

- Могу сказать только то, - ответил Видриера, - что каждому из вас известно столько грехов, что ни одному исповеднику за вами не угнаться, но в то время как исповедники хранят свое знание в тайне, вы разносите его по всем тавернам.

Эти слова были услышаны погонщиком мулов (его постоянно окружали разного рода люди), который тоже полюбопытствовал:

- Ну, про нас, сеньор Графин, вы, наверное, ни единого слова не скажете: мы - люди порядочные и государству крайне необходимые.

На это Видриера заметил:

- По хозяину и слуга честен; скажи нам, кому ты служишь, и тогда сразу обнаружится, достоин ли ты почета. Вы, проводники, самые гнусные из всех тварей, живущих на свете. Однажды, когда я не был еще стеклянным, я сделал дневной перегон на наемном муле, и он оказался таким, что я в нем насчитал не менее ста двадцати недостатков, и притом крайне опасных и гибельных для рода человеческого. Все погонщики мулов - если не головорезы, то воры, а кроме того, еще и шуты гороховые: если их хозяева (так они величают своих седоков) люди тихие, они подстраивают им столико каверз, сколько их у нас в городе за все минувшие годы не бывало; если это иностранцы - они их грабят; если студенты - проклинают; если монахи - чертыхаются; если солдаты - то дрожат и трепещут. Эти последние, а также матросы, ямщики и возчики кладей ведут самое странное и только одним им свойственное существование: ямщики большую часть своей жизни проводят на пространстве в полтора аршина, так как вряд ли можно больше насчитать от хомута до кузова телеги; одна половина времени у них уходит на пение, другая половина - на брань, все остальные свободные минуты на орание: "Осади назад!", а если, паче чаяния, у них хватит досуга на то, чтобы вытащить из грязи колеса, то они охотнее прибегнут к помощи пары "проклятых дьяволов", чем к тройке мулов.

Матросы - народ безбожный и грубый; для них понятен только тот язык, которым пользуются на корабле. В хорошую погоду они прилежны, а во время шквала - лентяи; когда бывает буря, все они охотники командовать, а исполнять приказания не любят; у них один бот на свете: это - сундук и общий котел, а любимейшее их занятие - наблюдать, как укачивает пассажиров.

Возчики кладей - это существа, которые терпеть не могут простынь и кладут с собой спать только седла да сбрую; они всегда так усердствуют и так спешат, что душу свою погубят, а до перегона доедут вовремя; самой сладкой музыкой для них являются звуки ступки, приправой для всего - голод; утреня для них состоит в том, чтобы, вставши от она, задать скоту корм, а месса - в том, чтобы ее вовсе не слушать.

Всю эту речь Видриера произнес у самого входа в лавку одного аптекаря; повернувшись к хозяину, он вдруг сказал:

- Ремесло ваше могло бы принести великую пользу, не будь вы заклятым врагом своих ламп.

- Да какой же я враг своих ламп? - спросил аптекарь.

- Дело в том, - ответил Видриера, - что когда у вас не хватает какого-нибудь масла, вы заменяете его маслом от лампы, которая находится под рукой. А кроме того, ваше ремесло обладает еще одним свойством, способным подорвать славу самого искусного врача на свете.

В ответ на расспросы собеседника он рассказал историю про аптекаря, не имевшего смелости сознаться, что у него в лавке не было снадобий, которые прописывал доктор; вследствие этого он вместо одного средства клал какое-нибудь другое, обладавшее, по его мнению, теми же самыми свойствами и качествами; на самом же деле это было не так, и его негодная стряпня оказывала действие прямо обратное тому, которое должно было произвести правильно прописанное лекарство.

Некто спросил его, какого он мнения о врачах, и получил в ответ:

- Honora medicum propter necessitatem, et enim creavit eum altissimus.A deo enim est omnis medela, et a rege accipiet donationem. Disciplina medici exaltavit caput illius, et in conspectus magnatum collaudabitur. Altissimus de terra creavit medicinam et vir prudens non abhorrebit illam. Так говорит Экклезиаст о медицине и хороших врачах; о плохих же следовало бы сказать совсем обратное, ибо они самые опасные люди для государства. В самом деле, судья может извратить или затянуть судопроизводство; стряпчий - поддержать из-за собственной выгоды несправедливое домогательство; купец - обобрать нас до нитки - одним словом, все лица, с коими мы по необходимости ведем свои дела, могут причинить нам известное зло, но никто не имеет права безнаказанно и с спокойным сердцем лишить нас жизни. Одни только врачи могут убивать и убивают нас, не испытывая ни страха, ни сокрушения, не обнажая при этом никакого меча, кроме меча рецепта; мало того, их преступления никогда не открываются, ибо пострадавших сию же минуту зарывают в землю!