Уильям Шекспир - Шекспировские чтения, 1976

Сам переводчик указывал на связь шекспировских переводов с его оригинальным творчеством. Он прямо говорит о тождестве своих задач как автора, скажем, "1905 года" и переводчика "Гамлета". "Нарисовать ли в оригинальной поэме морское восстание или срисовать в русских стихах страницу английских стихов, гениальнейших в мире, было задачей одного порядка и одинаковым испытанием для глаза и слуха, таким же захватывающим и томящим".

И за несколько строк до этого признания читаем:

"В книгах, вышедших под нашим именем до революции и в ее начале, мы пытались сказать свое посильное новое слово о природе и жизни в поэзии и прозе. Позднее появилась "Охранная грамота", очерк наших воззрений на внутреннюю суть искусства. Предлагаемые переводы из Шекспира - дальнейшее приложение тех же взглядов".

Шекспировские герои дожили до XX века и обрели в поэтическом строе Пастернака дар речи. Они как бы сами выбрали этот строй, предпочтя мету личности и индивидуальности неопределенностям и необозначенностям среднелитературного переводческого стиля. Творческое прочтение взяло верх над имитационными и стилизаторскими тенденциями переводческого искусства.

Переводчик вершил свое дело художника-просветителя, помощника современных театров. Но есть еще один аспект в переводческой деятельности Пастернака, который мы должны оценить по достоинству.

Перевод и оригинальное творчество поэта - сообщающиеся сосуды. В этом смысле переводы семи трагедий Шекспира, двух частей "Фауста" Гете вместе с обширным корпусом других переводческих работ Пастернака были лабораторией его нового стиля, начало которого, по замечанию самого поэта, он относит к годам, последовавшим после 1940 года. Новая эстетика Пастернака, новое отношение к образу и слову в зрелые и в поздние годы складывались, разумеется, не только лишь под воздействием переводов. Но нельзя и недооценивать их могучего воздействия, воздействия прежде всего Шекспира. Он многое приоткрывал Пастернаку, на многое наставлял, над многим заставлял задумываться...

Ошеломленный Шекспиром человек может и не знать, что надо писать после работы над переводами, но он наверняка будет знать, что не надо писать. Автор "Лира" и "Макбета" властно уводил от суесловия, мелкотемья и от того, что имел в виду Гамлет, трикраты молвивший: "Слова, слова, слова".

Раздумия над Шекспиром Пастернак запечатлел в виде кратких заметок и писем к разным лицам. Есть основание полагать, что он был готов к большой цельной книге о Шекспире.

Остается сказать, что тексты пастернаковских переводов и его заметки о Шекспире вводят нас в мастерскую поэта в самый ответственный и горячий час работы. Мы узнаем малые и большие тайны, приближающие нас к Шекспировым образным мирам. Например, Пастернак выражает свой особый взгляд на природу стихов и прозы оригинала. Стихи Шекспира - по Пастернаку - "были наиболее быстрой и непосредственной формой выражения", некоей стенографией, скорописью мыслей и чувств. "Это доходило до того, что во многих его стихотворных эпизодах мерещатся сделанные в стихах черновые наброски к прозе".

Многолетняя работа поэта над Шекспиром, раздумья над природой его творчества привели Пастернака к установлению более общих законов, равно относящихся к оригинальным и переводным произведениям. "От перевода слов и метафор я обратился к переводу мыслей и сцен". От рабской привязанности к тексту переводчик перешел к свободному владению оригиналом. Сперва, приблизившись к оригиналу, он по существу отдалился от него. Поздней, отдалившись от оригинала, он приблизился к нему по существу.

В заметках Пастернака о Шекспире эта мысль выражена достаточно ясно и убедительно. Она перекликается с другими мыслями Пастернака, возникшими в работе над Шекспиром и вводящими нас в мастерскую поэта.

Для всей этой работы, для личности Пастернака характерно бережное, уважительное отношение ко всем переводившим и переводящим Шекспира (да и не только его) - к своим предшественникам и современникам. "Старые русские переводы Шекспира в большинстве превосходны", - писал Пастернак. Он упоминает о гербелевском издании, Кронеберге, К. Р., о Соколовском, Кузмине, Лозинском, Зенкевиче, Радловой в духе доброжелательности и почтения. Казалось, об этом не следовало бы и говорить как о доблести. Это само собой разумеется, как честность и правдивость. Но так часты попытки утвердить свое путем умаления чужого, так подчас нескромны и несправедливы отзывы о товарищах по перу - старых и молодых, - что приходится прибегать к ссылкам на образцы. Оглушенный "шумом собственной тревоги", погруженный с утра до ночи в работу, Борис Пастернак глубоко чувствовал традицию, любил своих предшественников и современников по переводам Шекспира и все делал для того, чтобы сказать свое новое слово в раскрытии шекспировских тайн.