Уильям Шекспир - Шекспировские чтения, 1977

Опубликованный в 1603 г. английский перевод "Опытов" - труд ученого Джона Флорио - имел хождение в рукописях задолго до издания. Высоким качеством перевод не отличался; говорили о нем, что переводчик "рядил язык французский в одеяния английского". Но все же он знакомил широкие круги англичан с Монтенем. Показателем его успеха в аристократической среде служат посвящения: первого тома - графине Бедфорд, второго - дочери поэта Сидни графине Ретленд, третьего - графу Пемброку.

"Опыты" - по-французски "Эссе", и доведется их автора порой называть "эссеист". Он зачинатель литературного жанра, одна из особенностей которого - многослойная структура: есть тут философско-нраветвенные рассуждения, исторические экскурсы, литературно-критические заметки, мемуары, исповедальные излияния, психологический автопортрет, наконец, без числа анекдоты - тысячелетней давности и будто сию минуту услышанные.

В эпоху Возрождения интересы многих философов и ученых устремлены к просторам Вселенной: Монтень ограничил себя человеческими отношениями. Руководящий принцип "Опытов" - Здравый смысл. Тот, что помогает человеку уклоняться от всех общественных конфликтов ради своего благополучия. Однако Монтень полагает, что "если и есть истина у одной из борющихся партий, то эта истина служит ей лишь прикрытием и украшением" (II, 384) {"Опыты" цит. по: Монтень М. Опыты: В 3-х кн. М.: Наука, 1979. После каждой цитаты в скобках указаны том и страница. Цитаты из сочинений Шекспира даны по: Шекспир У. Полн. собр. соч.: В 8-ми т. М. - Искусство 1957-1960.}. К чему же подвергать себя опасностям, ведь "жизнь - хрупкая штука, и нарушить ее покой - дело нетрудное" (III, 156). Стало быть, хорошо, что монтеневский взор менее затуманен страстями, чем чей бы то ни было.

В сущности своей Здравый смысл - скептик. Даже самому себе не доверяет: ведь "благоразумию тоже свойственны крайности, и оно не меньше нуждается в мере, чем легкомыслие" (III, 53-54). Ничего нет прочного - ни среди людей, ни у своего же мышления. Бессмертие души - фикция (I, 87); это опровергает глава "О молитвах" (I, гл. VI). "Люблю науку", - говорит о себе Монтень и кончает словами: "но не боготворю ее" (II, 380). Так как все наши общие суждения "неясны и несовершенны" (III, 151), "почему не поставить одну свечу архангелу Михаилу, другую - его дракону?" (III, 7).

Однако бывали и еще будут у Здравого рассудка героические периоды, когда он изобличает предрассудки, суеверия, фанатизм, насилия над людьми. Цель Монтеня - "обуздать безумие" гражданских войн, ярость их участников, утративших малейшее понятие о вреде, который они причиняют своей отчизне. В этой роли Здравый смысл, пронизывающий сочинение Монтеня от первой до последней страницы, заслуживает высокого уважения.

Именно с гражданственной подоплекой благоразумия Монтеня связаны нравственные ценности, подорвать которые его скептицизм отнюдь не намерен: "кротость", "обходительность"; еще выше в иерархии этих ценностей "добродетель", "равнодушие к славе". В главе "О жестокости" описана казнь преступника, увиденная Монтенем в Риме. Что казнят виновного, Монтень в данном случае не сомневался. Но к чему бесчеловечные зверства? И повсюду "чудовища в образе людей" убивают "ради удовольствия", изощряются в придумывании "необыкновенных пыток и смертей". "Благости", "доброты" - не сыскать, а "ненависти, злобы" - хоть отбавляй.

Думая об этом, Монтень призывает к "долгу гуманности" - еще одно замечательное выражение в его этическом словаре. Гуманность по отношению не только к человеку, но и к животным, даже к деревьям, растениям (II, 376, 377, 378). Отзывчивость, стремление оказать помощь в беде каждому, кто в ней нуждается, - вот чего требует Монтень от людей. Разве такой Здравый смысл эгоистичен?

Умение колебать общепринятые аксиомы философии, в чем большой искусник Монтень, вероятно, не так удивило англичан, как самоисключение его из числа людей, обладающих "душой мужественной и сильной". Он демонстративно провозгласил: "...душа у меня самая что ни на есть средняя" (I, 225). Известно, что Ренессанс блистал выдающимися индивидуальностями, и вдруг мыслитель этой эпохи, ставший кумиром англичан после знакомства с его книгой, сам же объявляет себя человеком обыкновенным, каких много на свете. Обыкновенный и при этом незаурядный - загадка для психолога!

Пусть философия Монтеня эклектична, пусть отвергает гелиоцентризм великое открытие космологии его эпохи, но какая раскованность ума! Ничего не склонен Монтень фетишизировать - в том числе установленный правопорядок. "Законы, - говорит Монтень опять голосом скептика, ибо легче было в его время преодолеть скептицизм в этике, чем в политике, - пользуются всеобщим уважением не в силу того, что они справедливы, а лишь потому, что они являются законами. Таково мистическое обоснование их власти, и иного у них нет" (III, 270). Придумывать другую? Блажь, чепуха, раз эта складывалась веками. Так Монтень консерватор? Между тем отвергает устаревшую, никуда не годную систему воспитания детей - важный элемент духовной жизни общества. И разве все, что хотелось, высказал Монтень? Буквально вздох слышен при словах: "Если бы я был волен располагать своей волей, я предал бы гласности рассуждения, которые и на мой собственный взгляд и в соответствии с требованиями разума были бы противозаконными и подлежали бы наказанию" (I, 100). Странная логика: хотел бы огласить еще кое-что разумное и тут же свое умолчание относит к требованиям разума. Опять извилистая дорожка мышления, и все-таки нить вытянуть легко.