Уильям Шекспир - Троил и Крессида

О слабый пол! Все наши заблужденья

Зависят от игры воображенья.

Наш ум - глазам подвластен; потому

Никто не верит женскому уму.

(V, 2; см. также предыдущую сцену).

Партнер Крессиды - юный, благородный и мечтательный царевич Троил многими чертами напоминает Ромео. Он был бы, вероятно, еще более Ромео, если бы Крессида была Джульеттой. Есть даже известные соответствия в обстановке, в которой протекает начало их любви. Ритуал, совершаемый Пандаром (III, 2), - пародия на обряд любви Ромео и Джульетты, как и их "альба" - пародия на разлуку веронских любовников.

Но вскоре линии судьбы Троила и Ромео расходятся. Троил начинает ревновать, и в характере его чувства сказывается материальная природа его страсти. Когда он ревнует, в нем восстает не оскорбленное нравственное чувство (как у Отелло), а бесится обыкновенная мужская ревность. Но так же, как у Ромео, страдание возвышает его мысли, и отсюда - прекрасное надгробное слово его Гектору (V, 10).

Из других персонажей нет надобности останавливаться на характеристике тупого и чванного Аякса, окаменелого в своей важности Агамемнона, болтливого и смешноватого Нестора, грубовато-рыцарственного Диомеда, наглого драчуна Ахилла или совсем бесцветных "псевдоантагонистов" - Менелая и Париса.

Наиболее значителен Улисс - воплощение мудрости, но лишь мудрости обыденной жизни, здравого смысла, неспособного возвыситься над своим ограниченным уровнем. О последнем говорит не только его плоское суждение о Крессиде, но и совершенная неспособность к поэтическому полету мысли. Этой последней чертой он противостоит в пьесе Троилу, носителю крылатой человеческой мысли.

Женских образов в пьесе, помимо Елены и Крессиды, почти нет. Есть два более или менее положительных образа среди троянок - Кассандра и Андромаха. Но, увы. одна из них без ума, а другая безнадежно ограниченна в своей семейной стихии.

Оба лагеря имеют своих сатириков и разоблачителей: греки - Терсита, троянцы - Пандара. Это очень значительные, едва ли не ведущие фигуры в пьесе. Терсит изображен уже в "Илиаде". Но здесь он значительно шире по размаху действия. В "Илиаде" он издевается, лишь над греческими вождями, осыпая их грязной бранью; у Шекспира он высмеивает решительно все на свете, не зная предела и удержу своему сквернословию. Но замечательная вещь многие из его издевательств находят у нас понимание и сочувствие. Есть доля истины в его насмешках над отношениями между Патроклом и Ахиллом, над дутой важностью Агамемнона, над твердокаменной тупостью Аякса. Мерзко в нем лишь то, что он обобщает свои оскорбления, поливая все грязью. Отбросы и нечистоты - вот стихия, в которой он живет и черпает свой жизненный тонус. Иного рода циник, более тонкий и опасный, - Пандар.

Если Терсит универсален и принадлежит всем временам, то в Пандаре своднике и посреднике в темных любовных делишках - мы находим фигуру достаточно типичную для эпохи Возрождения, представителя больных и извращенных сторон ее. Тут вспоминается Панург Рабле и герои плутовских испанских романов; да и в самой Англии и ее литературе можно найти немало ярких образов угодливых посредников, перепродавцов порока. Это придает образу Пандара огромную ударную силу, а его горький, мерзкий эпилог - мерка желчности пьесы.

Как истый троянец, рыцарь и аристократ, он не лишен своеобразного изящества и остроумия, и это делает его образ особенно одиозным и поистине угрожающим.

Одной ид характерных особенностей пьесы являются мысли, лишь отчасти облаченные в характеры и нередко оторванные от действия и выраженные монологически. Самым выдающимся примером этого может служить уже цитированная нами речь Улисса о "ступенях" и повиновении (I, 3). Если она еще может быть связана как-то с характером Улисса, то совершенно отделена от него и целиком абстрактна другая его речь - о Времени, Забвении, Зависти и т. д. (III, 3).

Очень характерен также монолог Гектора о "предмете" и "мнении" (II, 2), имеющий мало отношения к характеру Гектора.

Пьеса содержит несколько мест, полных высокой поэзии: таково хотя бы появление Кассандры (II, 2) или упомянутое надгробное слово Троила над трупом Гектора (V, 10). Их уже достаточно для того, чтобы снять с пьесы обвинение в пародировании античности, которое Шлегель считал "святотатственным". Но несомненен антиромантический уклон пьесы, направленный целиком против двух былых кумиров человечества: войны и эроса.

Шекспир опрокидывает в этой пьесе одновременно и наивный оптимизм Чосера и средневеково-рыцарское осмысление легенды о Трое. Война - бойня, эрос - все растлевающая похоть - таков аспект, который Шекспир придает этим двум силам мира.