Вишну Кхандекар - Король Яяти

Я вообразил, как моя бедная Шама, снедаемая страхом за сына, бежит ночью, одна, в Ашокаван… Счастливая звезда Яяти вовремя привела в мои покои и Шармишту и Качу!

Но лишь увидев Яти, я понял, что на свете бывают не просто чудеса, но чудеса из чудес.

Яти приехал в Хастинапуру, как только до него дошли слухи о моей болезни. При виде старшего брата я попытался коснуться его ног, но Яти не дал мне подняться с постели, а, нагнувшись ко мне, крепко обнял. Я не мог надивиться: одичавший в лесах безумец и полный любви и сострадания аскет — неужели это один человек? О, если бы нас видела мать — своих сыновей, обнявших друг друга.

— Ты больше не покинешь Хастинапуру, Яти!

— Почему?

— Потому что, как старший в семье, ты должен по праву занять престол.

— На шкуре антилопы сидится лучше, чем на троне, Яяти. Попробуй — и ты убедишься.

Яти, разумеется, сказал это в шутку, но его слова заронили в мою душу семя, и семя начало прорастать.

Всю жизнь я был рабом моих страстей, и обезумевшие кони примчали на самый край пропасти мою колесницу. Настало время укротить их бег, отринуть страсти. Я принял решение уйти от мира, и Кача поддержал меня, а Шармишта пожелала быть со мной. От Шармишты я не ожидал иного, но когда и Деваяни сказала, что не расстанется с нами, я был потрясен.

Я думал, что Деваяни преобразилась от общения с Качей, который часто и подолгу беседовал с ней. Однако, полушутя спросив Качу, как удалось ему совершить это чудо, я услышал ответ, изумивший меня:

— Вы ошибаетесь, ваше величество. Я много лет пытался убедить Деваяни, что она идет губительным путем, но тщетно. Чудо случилось все в ту же ночь, но совершил его не я, а Пуру.

— Пуру?

— Вы предложили Пуру королевство в обмен на его молодость. Но едва молодость вернулась к Пуру, он простерся у ног Деваяни и сказал: принц Яду — старший из двух братьев, и трон принадлежит ему по праву первородства. Пуру заявил, что хочет быть не королем Хастинапуры, а преданным сыном и братом. Он поклялся в этом жизнью Шармишты.

Я узнал, что Деваяни была сражена великодушием Пуру. Обняв его, как сына, она сказала:

— Пусть король и подданные Хастинапуры изберут достойнейшего. Пуру, ты наградил меня сыновней преданностью, которая дороже всех королевств мира. Я должна коснуться ног Шармишты, вырастившей сына, способного так отважно любить и жертвовать собой. Если бы с детства я была научена любить и ставить долг превыше всего, жизнь моя была бы иной. Я хочу учиться у тебя, Пуру. Ты отдал молодость отцу, уступил престол брату. Я желала бы лишь одного — уметь быть такой, как ты!

Что было дальше? Мое повествование близится к концу.

Хотя и отказался Пуру от престола, но народ Хастинапуры потребовал, чтоб он стал королем. Поражение, понесенное принцем Яду в битве против дасью, не было забыто, ходили слухи о новом вторжении, и Хастинапура нуждалась в сильном правителе. Народ желал Пуру, и Деваяни не перечила народной воле.

В день коронации Пуру мы собрались в дорогу. Когда обряд был завершен, Кача спросил нас, готовы ли мы уйти от мирских дел.

Деваяни и Шармишта в один голос ответили, что готовы.

— Ваше величество? — обратился Кача ко мне.

— Я больше не король. Просто Яяти. Но я хотел бы закончить еще два дела.

— Какие же, Яяти?

— Мать Мадхава стара и одинока. Я хотел бы забрать ее с собой и позаботиться о ней. И еще… И еще я хотел бы без утайки поведать людям обо всем, что с нами было.

Пришел Пуру проститься с нами и испросить последнее благословение.

— Да прославишь ты наш род в веках и доблестью своей, и праведностью, — сказал я сыну.

— Что сделать для вас, ваше величество?

— Я больше не король.

— Что сделать для тебя, отец?

— Я больше не глава семьи. Не отец, не муж, не брат. Отрекшийся от мира не знает семейных уз. Запомни, Пуру, в благоденствии или в беде — всегда следуй своему долгу. Жизнь прекрасна и в ней много радостей. Не отвергай их, ибо они — жизнь, но помни, что рука долга должна крепко держать поводья желаний.

Знаменитый ученый Аль-Бируни, путешествуя по Индии, записал: «Индийцы не придают чрезмерного значения истории, хронологической последовательности событий и, если расспрашивать их, непременно начинают рассказывать сказки».

В отличие от историка, писатель может с одинаковым доверием относиться к сказкам — мифам — и к достовернейше документированной были, поскольку он как правило, обращается к опыту минувшего за подкреплением своей позиции в современных ему спорах.