Вишну Кхандекар - Король Яяти

Она усадила меня перед собой и приказала предсказателю посмотреть мою ладонь.

Мне оставалось только подчиниться.

Предсказатель долго молчал, изучая линии моей ладони.

— Линии не предвещают счастья, — тихо проговорил он наконец.

Он посмотрел на меня, опять на мою ладонь.

— Линии предвещают много горя, но когда родится сын…

Деваяни громко расхохоталась.

— Сын у моей служанки? И что же, он будет принцем, да?

Предсказатель вспыхнул — такие люди не выносят насмешек над их искусством.

— Простите меня, ваше высочество. Возможно, я глуп и многого не понимаю. Но я владею знанием, которое раскрывает передо мной будущее. Будущее этой особы ясно начертано на ее ладони. Я знаю, что говорю: ее сын унаследует престол.

Деваяни уже не смеялась, когда, резко встав с подушек, бросила предсказателю:

— О каком престоле речь? Взгляни внимательней на ее руку — может быть, ее сын унаследует шкуру издохшего льва?

Я не выдержала и, вырвав руку, бросилась вон, чтобы никто не услышал моих рыданий.

Зато ночью я наплакалась всласть. Какая девушка не мечтает о замужестве, о детях? Где та девушка, которая не металась ночами в постели, разгоряченная попытками вообразить того, кто станет ее суженым?

Разве не снились и мне эти сладкие сны? Пеплом развеялись они, когда я решила ехать в Хастинапуру.

Согласившись прислуживать Деваяни, я стала ее рабыней. Нужно ли сомневаться, что Деваяни никогда не даст мне позволения выйти замуж? А коль не быть мне ничьей женой, то и сына у меня не будет — сына, которому суждено наследовать престол… Я же прислуга! Но предсказатель так рассердился, когда ему не поверили… Как можно увидеть будущее в линиях руки? Все это сказки. А если и не сказки, что толку мне об этом думать!

Как слабенький росток пробивает себе путь к солнцу через тяжкую могильную плиту, так прорастали слова предсказателя в моей душе. Шармишта, которая не уронила ни слезинки, прощаясь с отцом и матерью, плачет теперь в глухом одиночестве хастинапурского дворца. Хорошо, что не видят мои родители меня сейчас…

О, день отъезда! Впервые мне предстояло покинуть дворец, в котором я прожила всю жизнь. Отец стоял прямой и неподвижный — как гора. Я опустила глаза и подошла к его благословению — и вдруг отец рухнул и простерся у моих ног! В растерянности я сначала отпрянула, потом хотела поднять отца… Отец сам встал и, молитвенно соединив ладони, сказал:

— Дочь моя милая, я недостоин знаков твоей преданности. Теперь я вижу в тебе не дочь, но мать. О матушка, мы, твои дети покорные, молим тебя благословить нас!

Во мне все задрожало.

— Отец, — спросила я, — будь я не дочерью твоей, а сыном, который готовится к битве, какие чувства ты бы испытывал?

— Я бы гордился сыном!

— Тогда гордись мной! Я, твоя Шама, отправляюсь в поход. Благослови меня, отец!

Отец послал со мной в Хастинапуру моих служанок, которые относились ко мне по-прежнему, как к принцессе. Собственно, так относились ко мне все при хастинапурском дворе. Меня никто не пытался там унизить, я никому не прислуживала. Одной только Деваяни. Когда же я освобождалась от ее поручений, мне было нечего делать и нечем занять себя. Часы тянулись томительно и тоскливо, я изнывала от пустоты. В конце концов я нашла себе занятие: я с детства любила рисовать. Теперь я отыскала кисти, краски, доски и отдалась живописи.

Не знаю, хороши ли были мои рисунки, но радости они мне доставляли много. Я могла подолгу бродить по дворцовому парку, запечатлевая кистью пугливую красоту оленей, яркость павлиньего оперенья, змеиную гибкость лебединых шей. А как пышно наряжала себя земля изобилием цветов, лиан, деревьев! Всякий раз неповторимы были восходы и закаты, весенние лунные ночи, темнеющее серебро реки под дождем, ровная зелень осенних полей, узоры обнаженных ветвей на фоне чистой зимней синевы.

Живопись вновь пробудила мою душу. Я вновь прозрела к многообразной красоте жизни и понемногу начинала понимать ранее скрытое от меня. Сама суть жизни заключена в мимолетности ее проявлений.

С королем Яяти мне почти не случалось встречаться. С первого же дня Деваяни постаралась устроить так, чтобы я не попадалась королю на глаза. Причину легко было угадать: король испытывал неловкость в моем присутствии и явно избегал моих услуг. Когда он видел меня с подносом в руках, то с неудовольствием спрашивал, куда девалась челядь, и посылал меня за слугами.

Однажды король Яяти кликнул из своего покоя, чтоб ему подали воды, и я вошла с подносом.