Вишну Кхандекар - Король Яяти

Я благоговейно коснулся земли у ног Ангираса.

— Я не благословляю тебя, принц, и не произношу пожеланий счастья. Годы и годы провел я в поисках познания, но и теперь неизвестно мне — счастье ли тень страдания, или страдание сопровождает счастье, как тень. Не трать, принц, время на эти мысли. Заботься о государственных делах. Твой долг как короля и кшатрия — укрепление доброчестия, приумножение богатства и наслаждение земными радостями. Но помни, принц, жажда благоденствовать и наслаждаться таит в себе опасность, как острый меч таит в себе смерть. Как женщину делает прекрасной покорность, так и земные радости тогда прекрасны, когда ведет к ним путь праведности. Ты спросишь, принц, в чем суть его. Нужно поступать так, как желал бы ты, чтобы поступали с тобою, и постоянно помнить об этом. И вот тебе мое пожелание, принц, — да пребудет с тобою всегда эта память.

Тревога за жизнь отца понудила меня задать вопрос Ангирасу: не оттого ли болен отец, что на нем проклятие? Что это за проклятие? И может ли оно быть снято?

— Лежит ли на моем отце проклятие? — спросил я.

Печаль окутала чело Ангираса. Лишь после долгого молчания он ответил:

— Да. — И добавил — Но проклятие лежит на каждом человеке, принц.

— На каждом? — Дрожь в голосе выдала мой ужас.

— Не нужно бояться, принц. Поистине, можно сказать, что все мы прокляты — я, Кача, твой отец.

— Значит, сама жизнь есть проклятие?

— О нет! Жизнь — драгоценнейшее из благословений, даруемых нам богом в его щедрости. Но благословенный дар несет в себе проклятие.

— В чем же смысл дара? Зачем он человеку? Чего ради человек рождается на свет?

— Чтобы освободиться от великого проклятия. Живым существам не дано выйти за пределы их телесного воплощения. Одному только человеку дано больше, он карабкается вверх по крутому склону, имя которому — понимание. Наступит день, когда человек достигнет вершины и освободится от проклятия. Запомни, принц, — не наслаждение тела есть истинная цель жизни, но радость духа.

Ангирас внезапно смолк.

— Желаю тебе счастливого пути, и да пребудет с тобой милость божья, — сказал он, помолчав.

До самой Хастинапуры мой разум не оставляли мысли о том, что узнал я от Качи и Ангираса. Но они отлетели прочь, едва я вступил в город. Теперь меня снедала тревога за отца и страх не застать его живым.

Я бросился к ложу отца, я звал его. Отец невнятно пробормотал какие-то слова, но они не были ответом на мой зов, ибо отец уже принадлежал иному миру.

Ко мне приблизился главный министр и, положив мне на плечо худую старческую руку, мягко подтолкнул к двери.

За дверью он сказал дрожащим голосом:

— Вы молоды, принц, и еще не знаете, как устроен мир. Все бренно в этом мире. Вам не нужно видеть смертных мук отца. Ашокаван недалеко отсюда, там тишина и покой, приют этот отдален от суеты, как пещера в чистых Гималаях. Подземный ход ведет из дворца прямо в храм Ашокавана. Побудьте там. Дважды в день вы сможете навещать отца.

Главный министр, видимо, не сомневался в моем согласии — в Ашокаване все было приготовлено для моего удобства и покоя. Но я скучал, не знал, куда девать себя, что приказать бесчисленной челяди, за чем послать. Одну из служанок звали Мукулика — мне не случалось ее раньше видеть. Ей было лет двадцать пять, и была она миловидна и умна. Видя, что я не нахожу себе места, Мукулика стала отсылать под разными предлогами всю челядь. Сама она оставалась при мне и, угадывая мои желания, безмолвно исполняла их.

Но самым страстным моим желанием было освободиться от мыслей о смерти, день и ночь обуревавших меня. Тщетно пытался я забыться, ибо всякий раз, как я посещал отца, смерть представала перед моими глазами.

Смерть безраздельно правит этим миром, никто не в силах противостоять ей, и разум беспомощен перед сознанием ее неизбежности. Я все время думал о том, что придет время, когда на смертном одре буду лежать я, как сейчас лежит отец. Меня не покидало детское стремление: убежать, убежать побыстрей и подальше, юркнуть в расщелину, спрятаться, чтобы до меня не могла дотянуться холодная рука смерти.

Судя по тому, что происходило с отцом, смерть была ужасна.

Иногда горячка отпускала отца. Однажды, не замечая моего присутствия, он поманил к себе мать. Она наклонилась над ним, он с усилием поднял иссохшую руку и коснулся ее груди.

— И с этой красотой я расстаюсь… — прошелестел отец.

Мать была в смущении, не зная, как обратить внимание отца на то, что я вижу эту сцену. Вдруг отец расплакался, как ребенок.