Ибрагим Аль-Куни - Черный козлик

Я вытащил нож - решил лишить кувшин девственности! Надежда росла... Я обезумел. Воображение рисовало слитки золота, самых различных размеров и форм, сказочные, волшебные слитки, дар Аллаха, духов Сахары - и все это мне, одному мне! - милость божья! Аллах спаси и помилуй!..

Наконец-то я пробил пробку. И увидел золото, настоящее золото, оно сверкало, переливалось в призрачном свете костра, слепило глаза!

Не слиток, и не кусочки... Оно радовало взор! Я повернулся к Мамуну, в глазах его затаилась алчность. Других доказательств не требовалось - это действительно было золото.

Вода в чайнике выкипела, запахло горелым чаем -но нам было не до чая... Мамун разостлал на песке одеяло, чтобы высыпать золото. Ливень стих, верблюды перестали жевать свою жвачку. Это мгновенье врезалось в память. Тишина стояла такая, что было больно ушам. И еще... еще дыхание Мамуна, неровное, лихорадочное... Власть золота не имеет границ.

На одеяло золото лилось тоненькой струйкой, и в конце концов образовался сверкающий холмик. Но кувшин... кувшин вдруг развалился в моих руках, и осколки посыпались в горку пепла неподалеку от волшебного золотого холмика.

Мамун выразительно на меня поглядел - я отвел взгляд и смотрел только на золото.

Мамун завязал золото в узел и бережно положил во вьючный мешок. Мы с облегчением вздохнули. Чай выкипел весь и сгорел. Хлеб - тоже сгорел.

Мы поднялись до восхода солнца. Мамун с удвоенной силой принялся месить тесто - накануне мы ничего не ели.

Я пошел собирать дрова, а когда через несколько минут вернулся, заметил, что Мамун помрачнел. Что-то случилось - это я прочел в хорошо знакомом мне взгляде Мамуна. Он хотел было заговорить, но, видимо, не решался, продолжая с остервенением месить тесто... Я не успел ни о чем спросить, как увидел вдруг на песке у его ног завязанное в узел одеяло. Бросился как безумный, боясь, что не выдержит сердце, развязал... Вместо золота на одеяле лежала кучка пепла!..

2

- А когда вы раскрыли кувшин, золото не походило на пепел? - спросил шейх Гума.

- Нет! - выпалил я.- Золото было самое настоящее! Я же видел! Оно сверкало, переливалось... Шейх не дал мне договорить.

- Что ж... Значит, действительно золото,- произнес он совершенно спокойно, озадачив меня.

Наступило молчание, нарушавшееся лишь стрекотанием сверчков в оазисе.

- Выходит, нужен был черный козленок? - спросил я его прямо, без обиняков.

Старик откашлялся и ответил, почему-то понизив голос, едва слышно:

- Так говорят... Но золото в Великой Сахаре обычно находят в тех местах, где не найдешь ни черного, ни белого козленка. Все это сказки...

Опять наступило молчание, только чайник урчал. Затем шейх сказал:

- Но если золото и в самом деле превратилось в пепел, значит, один из вас - грешен...

Ошеломленный таким заявлением, я сидел, уткнувшись головой в колени. Я, прибывший из Европы и Америки... И вдруг заговорил Мамун, не скрывая ожесточения:

- А кто? Кто не грешен из нас, шейх Гума? Скажи!

Мы замолчали надолго. Молчание было тягостным. Поэтому я хорошо запомнил, что ответил наконец шейх. Он сказал:

- Ты прав! - и пристально посмотрел в глаза сначала мне, потом Мамуну.