Артур Шницлер - Жена мудреца (Новеллы и повести)

Он видит, как муж, сразу все поняв, подбегает к неподвижно лежащей больной, трясет ее и кричит: "Твой любовник пришел, твой любовник... " Но она уже мертва...

... В тяжелых кошмарах прошла ночь, в тупой усталости день. Уже в одиннадцать часов утра он снова отправил посыльного. Теперь это было безопасно: кто обратит внимание на людей, которые приходят справляться? Ответ гласил: без изменений...

Все время до обеда он пролежал дома на диване в забытьи. Полное равнодушие ко всему. Он думал: "Как хорошо быть таким усталым!"

... Альберт спал очень долго, Но когда стемнело, вдруг вскочил в каком-то изумлении, словно сейчас, впервые за все это тревожное время, наступило прозрение. Непреодолимое желание узнать правду овладело им сегодня он должен сам поговорить с доктором. Он поспешил к ее дому. Возле него стояла привратница. Он подошел и, сам изумляясь своему спокойствию, спросил просто:

- Как чувствует себя госпожа... ?

- О, очень плохо, она уже никогда не встанет...

- А! - ответил Альберт очень вежливо и добавил: - Как печально!

- Конечно, - сказала привратница, - очень печально - такая молодая, красивая женщина. - И сразу же исчезла в воротах.

Альберт посмотрел ей вслед... Она, безусловно, ничего не заметила, подумал он, и тут же у него мелькнула мысль, не отважиться ли проникнуть в квартиру, поскольку он такой мастер представляться...

Подъехал экипаж доктора. Альберт поклонился, и тот приветливо кивнул ему. Это было приятно - теперь он, в известной степени, знаком с врачом, и будет легче обратиться к нему с вопросом, когда он выйдет из дома... Альберт стоял неподвижно, испытывая облегчение от мысли, что врач у нее. Он долго не выходил. Значит, какая-то возможность спасти ее еще есть, Иначе ни к чему оставаться там столько времени. Или, быть может, уже агония... Или... О, прочь, прочь, прочь! Ему хотелось отогнать все мысли, от них мало толку - ведь все возможно. Вдруг ему показалось, что он слышит голос доктора. Он различил даже слово: кризис. Альберт невольно взглянул на закрытое окно, размышляя о том, возможно ли при известных обстоятельствах, например, во взволнованном состоянии и при обостренных чувствах, расслышать слово человека даже сквозь закрытое окно. Да, конечно, он же слышал, слышал не в воображении, а как слово, действительно произнесенное.

... В этот момент врач вышел из дома. Альберт подошел к нему. Тот принял его, очевидно, за родственника и, прочитав в глазах невысказанный вопрос, покачал головой. Но Альберт не хотел понимать.

- Разрешите спросить, господин профессор, как...

Поставив уже ногу на ступеньку, врач снова покачал головой.

- Очень плохо, - сказал он, подняв глаза на Альберта. - Вы брат, не правда ли?..

- Да... - сказал Альберт.

Взглянув с сочувствием на молодого человека, доктор сел в экипаж, кивнул ему и уехал.

С тяжелым сердцем смотрел Альберт вслед экипажу, словно с ним исчезла последняя надежда. Потом пошел прочь. Он тихо разговаривал сам с собой, бормотал почти бессвязные слова, стуча зубами от озноба. Что же мы будем сегодня делать?.. За город уже поздно, за город уже поздно. Уже поздно, уже поздно... Да, я печален! Разве я печален? Убит горем? Нет, я прогуливаюсь и не чувствую ничего, совершенно ничего. Я мог бы сейчас пойти в театр или поехать за город... О нет, мне только так кажется... я просто схожу с ума от тревоги! Да... встревожен, потрясен! Это момент наивысшего напряжения, необходимо его запомнить. Совершенно ясно понимать ч го-то и ничего не ощущать... ничего... ничего. Его бил озноб. Домой, домой! Когда-то я, кажется, уже пережил нечто подобное... но когда, когда это было?..

Может быть, во сне?.. Или я теперь вижу сон?.. Да, сейчас, как каждый вечер, я пойду домой, точно ничего не случилось, решительно ничего не случилось. Но что я внушаю себе! Ведь я не усижу дома, убегу среди ночи туда, к дому возлюбленной, умирающей возлюбленной... Его бил озноб.

Вдруг Альберт очутился в своей комнате и не мог вспомнить, как он туда попал. Он зажег свет и сел на диван. Я знаю, как это происходит, сказал он себе: горе стучится ко мне, а я не впускаю его. Но знаю, что оно там, за дверью, я вижу его сквозь дверной глазок. Ах, как нелепо, как глупо... Итак, моя любимая умрет... да, она умрет! Или, может быть, я еще надеюсь и потому так спокоен? Нет, я знаю совершенно твердо. А профессор принял меня за брата! Что, если бы я ему ответил: "Нет, я возлюбленный", или: "Я любовник. Я убитый горем любовник... "

- Боже милосердный, - вдруг громко закричал он, вскочил и забегал по комнате. - Я впустил его! Оно здесь, горе!.. Анна, Анна, дорогая, единственная, любимая Анна!.. И я не могу быть с тобой! Именно я, тот, кто должен быть с тобой... Может быть, она вовсе не в беспамятстве? Что мы вообще знаем об этом? И она тоскует по мне, а я не могу, не смею прийти к ней. Или, быть может, в последнюю минуту, уже свободная от всех земных условностей, она скажет, шепнет: "Позовите его, я хочу еще раз его увидеть... " И что же сделает он?