Вольфдитрих Шнурре - Когда отцовы усы еще были рыжими

- Поехали.

На обратном пути им встретился поплавок от верши.

Вилли встал на колени на носу лодки.

- Вон верша стоит.

Мужчина перестал насвистывать.

- Где?

- Вон там.

- Может, заглянем?..

- Я и хотел.

- Давай.

Они подгребли к поплавку.

- Левее, - сказал Вилли, - еще левее. Так. Теперь чуть вправо. Хорош. Он встал и перегнулся через борт.

- Ну?.. - Мужчина вытянул шею.

- Лини, - сказал Вилли. Он опустил вершу в воду и оттолкнул лодку от ольхового пня. - Ерундовая рыба.

Мужчина опять налег на весла. Он снова засвистел,

- А я знаю, где еще есть.

- Что-что?

- Я знаю, где есть еще.

- Ну и где?

- Вон, напротив. - Вилли кивнул на противоположный берег.

- Отлично, - сказал мужчина.

- Недавно в одну лысуха угодила.

- Ишь ты!

- Вот смехота, правда? Это потому, что они ныряют. А один раз водяная крыса попалась.

- А ты что, здесь живешь? - поинтересовался мужчина.

- Хорош, - сказал Вилли. Он сощурил глаза и перегнулся через борт.

- Ну?..

- Пустая. Раньше в нее всегда кто-нибудь да попадался.

- Может, она дырявая?

- Не-е. Она лежит неправильно - она набок завалилась.

- А рыбам-то не все равно?

- Рыбам?! Ну, в этом деле ты не кумекаешь. Как бы не так.

Мужчина снова заработал веслами.

- Не-е, в городе. Правее забирай, еще правее. Так, хорошо. Э, друг, да она ходуном ходит. Вот увидишь, неспроста это, поспорить могу.

Мужчина поднялся со скамьи, он смотрел на Вилли.

- Окуни. Ты посмотри, посмотри сюда: полно окуней.

- Красивая рыба.

- А то? - Вилли снова погрузил вершу в воду..

- Что ж ты, себе так ни одной и не возьмешь?

- Нашел дурака. Чтобы дома заметили!

Мужчина налег на весла.

- Что заметили?

- Ты никому не скажешь?

- Ну, слушай!..

- Дружище, я же прогуливаю.

- А-а! И правда - рыба тебя выдаст.

Они подгребли к берегу и причалили.

В камышах хрипло кричала чомга,

- Давай шевелись, - сказал мужчина.

- Погоди, надо штырь приладить. - Вилли вдавил его в углубление на борту. Потом отнес на место весла.

- Пошли, пошли.

- Да иду уже.

Тропинками они вышли к шоссе. Как раз в тот момент, когда они подошли к обочине, показались два велосипедиста.

- Что я еще хотел у тебя спросить, - громко сказал мужчина, - может, ты морских свинок любишь?

- Э, брось,- - отмахнулся - Вилли, - у меня у самого три штуки. - Они немного прошли вдоль шоссе. Сквозь листья берез на опушке леса просвечивали солнечные лучи; прямо из-под ног у них вспорхнула Сорока. Показался какой-то прохожий.

Мужчина остановился и посмотрел, на часы.

- Ого!

- Поздно уже?

- Ровно четыре.

- Ого, дружище! Обалдеть можно. - Вилли протянул мужчине руку. - Или вместе пробежимся?

- Да нет.

- Ну, тогда - всего.

- Тебе тоже.

На повороте Вилли оглянулся. Мужчина все еще стоял на шоссе.

- Ты чего? - крикнул он. - Ты точно меня не продашь?

- Как это?

- Да что я прогулял.

- Не беспокойся.

- Ну, тогда порядок. Привет!

Мужчина поднял руку.

НАМЕРЕНИЕ, ОСТАВШЕЕСЯ НЕВЫПОЛНЕННЫМ

Нельзя сказать, что Лозе был человеком бессердечным; он подавал нищим, - если у него была мелочь, - подавал даже тогда, когда сумерки сгущались, и уж никто этого не видел. Но если говорить о Херригеле, тут, считал Лозе, от него требуют невозможного.

Да, они дружили с Херригелем в школе. Херригель ни разу не забыл поздравить Лозе с днем рождения, и, хоть он и подделал документы, Лозе и впредь бы сохранил к нему доверие. Но чтобы из-за этого пойти к нему на свидание в тюрьму? И как такое могло прийти в голову этой мадам Херригель!

Нашла дурака; Херригель - человек с характером. Наведайся к нему Лозе, он, пожалуй, слегка смутится, и только. Нет, Лозе предпочел бы подождать, пока Херригель отсидит свой пять лет, а уж потом вести себя так, словно ничего не было; так поступают джентльмены. Но фрау Лозе думала иначе и мнение свое не преминула высказать довольно резко, а потому в один воскресный день, хотя было пасмурно, Лозе надел темные очки, надвинул на глаза шляпу и выехал за город. Выражение "выехал за город" он счел самым подходящим, хотя, по сути дела, ему не пришлось покинуть город; трамвай остановился у тупикового бруса, насыпь вокруг которого поросла ромашкой и дикой редькой; чуть поодаль дорогу перерезала грязная речушка, из нее похожие на остов выброшенного на берег кита выглядывали обломки взорванного моста; кругом простиралось поле, а справа, за горами ржавых консервных банок, высился прямоугольник тюрьмы.

Несколько раздраженный тем, что между другими посетителями тюрьмы установился тесный контакт, Лозе подождал, пока последний из них не свернул на ухабистую тропинку; лишь тогда он огляделся и скрепя сердце примкнул к общему потоку.