Вольфдитрих Шнурре - Когда отцовы усы еще были рыжими

Я уже собрался было поднять тревогу, - ведь для младенца Христа еще слишком рано, а то, что стояло в белой рубашке, посреди светового квадрата, то, что загораживало лунный свет, льющийся из мерцающего морозным узором слухового окна, могло быть только привидением.

Но это оказалась просто-напросто Ида. Я узнал ее по оттопыренным ушам. Из-под подола ночной рубашки виднелись высокие сапоги старой Мелитты, а под мышкой она держала икону.

Я робко спросил, что случилось.

- Может быть, удастся отвести беду, - пробормотала Ида.

Она подошла и положила икону мне на кровать. Лица Черной Мадонны в темноте было не разглядеть, только тускло поблескивала золотая бумага.

Ида прокашлялась, она была сама не своя.

- Ложи руку на икону и божись: ни в коем разе не пойду зайца убивать.

Дверь она оставила открытой, и до меня донесся запах свежей хвои, а еще я слышал, как тетя Эльза сказала в гостиной:

- Мелитта, будь добра, повесь венок так, чтобы господин советник не задел его головой.

- Не могу, - сказал я хрипло. Ида прищурилась.

- Не можешь?..

- Нет, - отвечал я, - дядя Хуго...

- Добже. - Она взяла с кровати икону и зашлепала к двери.

- Ида! - закричал я ей вслед.

- Ничего не Ида! - крикнула она за дверью. - Если ты будешь пойти с ним, конец нашей любови!

На душе у меня было довольно скверно, когда на следующее утро я отправился с дядей Хуго в лес. Начинало светать, звезды между верхушками деревьев бледнели. Снег отсвечивал синевой, и при каждом шаге мороз стеклянно вскрикивал у нас под сапогами.

Дядя Хуго был еще мрачнее, чем обычно. Из него не удавалось вытянуть ни словечка. Засаленная форменная шляпа с позеленевшим имперским орлом была надвинута почти на самые глаза, борода дымилась от гнева, так что все время казалось, будто грозный советник незримо сопровождает нас.

Что-то тут все же было не так. Потому что, когда дядя Хуго остановился, чтобы закурить трубку, сзади нас отчетливо послышались шаги. И чуть позже, когда хладноликое зимнее солнце поднялось за деревьями и стало заносчиво смотреться в ствол дядиного ружья, из соснового заказника вдруг вылетело большое обледенелое полено и шлепнулось в снег у самых наших ног.

Такие штуки повторялись еще несколько раз и прекратились лишь, когда мы добрались до места, которое дядя Хуго выбрал для охоты на зайца. Речь идет о большой поляне, открытой с севера и переходящей в пастбище, а дальше - ив пахотные земли. Вдалеке виднелось прямое, как стрела, обсаженное деревьями шоссе, словно бы уходящее в небо. Оно-то и было границей охотничьих угодий.

Дядя Хуго стал обходить сверкающую снегом поляну, идя навстречу солнцу. Земля тут была холмистая, и бледно-пылающий шар несколько раз казался нимбом вокруг головы дяди Хуго; если бы не ружье, можно было бы поклясться, что это святой Николай, оскорбленный возвращается на небо.

Вскоре дядя Хуго превратился всего лишь в жирную черную точку в хрустальном мерцании снега. Потом, уже у самого шоссе, он остановился и вскинул ружье - знак, по которому я должен был приступить к своим вспомогательным обязанностям. Они заключались в том, чтобы, стуча в консервную банку и помня, что ветер должен дуть все время в спину, зигзагами приближаться к дяде Хуго и таким образом гнать вперед всех могущих мне попасться зайцев.

Холмы оказались выше, чем я предполагал, нередко терял я дядю Хуго из виду и потому сперва принял чей-то свежий след на снегу за его след и решил, что он идет мне навстречу. Однако, взойдя на следующий холм, я снова увидел, что он стоит за деревьями, растущими вдоль шоссе. Я пошел обратно и принялся рассматривать след.

Он выглядел очень странно: носки сапог при каждом шаге смотрели в другую сторону, видимо, сапоги были здорово велики владельцу. Я пошел по следу, он тоже вел в направлении шоссе, но пересекал поляну по диагонали, потом сворачивал обратно и шел параллельно дороге; и тут я заметил, что впереди дяди Хуго, отделенное от него лишь маленькой грядою кочек, движется нечто.

Оно выглядело просто жутко: два огромных вихляющихся сапога топали по снегу вдоль лощинки, а высоко над ними развевалась по ветру цветастая наволочка.

Только подойдя значительно ближе, я наконец обнаружил, что связывало между собой эти два встревоживших меня полюса. Должен сознаться, Ида двигалась вперед в высшей степени решительно: более идеальной маскировки, чем ее снежно-белая ночная рубашка и не менее белая березовая палка, к которой она привязала наволочку, невозможно было и выдумать. Да и весь ее план свидетельствовал о поистине потрясающей осмотрительности. Если вообще в этой местности был хоть один заяц, то он уже давно бы дал тягу от хлопающего на ветру парламентерского флага Иды. Причем, поскольку Ида шла против ветра, то он улепетнул бы не в сторону дяди Хуго, а наоборот. Иными словами: теоретически Ида и Черная Мадонна давно уже спасли жизнь зайца, находившуюся под угрозой.