Доди Смит - Я захватываю замок

Саймон резко обернулся.

— Вы о чем?

— Ни о чем, — растерянно промямлила я. — Просто некоторым так кажется.

Мы поравнялись с сараем. Из оконца, через которое я подслушала разговор братьев, вдруг высунулась Элоиза и разразилась заливистым лаем. (Иногда она дремлет на соломе в пол глаза: караулит крыс.)

— Вы сидели в сарае? — догадался Саймон.

Я кивнула. Его лицо густо покраснело; мое, очевидно, тоже.

— И много услышали?

— Да вот, обо мне…

Элоиза, по-прежнему надрываясь от лая, стрелой вылетела на улицу. Слава богу! Хороший повод завершить беседу. Чтобы не смотреть Саймону в глаза, я нагнулась приласкать собаку. А она вдруг угомонилась. Коттон, присев на корточки, тоже принялся ее гладить. Наши взгляды пересеклись.

— Мне ужасно стыдно, — сказал он. — Приношу свои нижайшие извинения.

— Чепуха, — беспечно махнула я рукой. — Мне это пошло на пользу.

— Вы ведь слышали не только о себе? Вы слышали?..

Но я оборвала его на полуслове.

— Идемте быстрее, а то опоздаете на встречу с братом. Минутку! Спрячу дневник.

Я бегом бросилась в сарай и не спеша замаскировала тетрадь, а по возвращении решительно завела беседу о погоде.

— Это самое чудесное первое мая на моей памяти! Кстати, где Элоиза? — протараторила я и начала звать исчезнувшую бультерьершу.

Из бутеня вынырнула собачья мордочка, увенчанная, точно свадебным убором, белоснежной пеной цветов. Нашлась!

— Вся английская глубинка сейчас в белом кружеве, — сказала я, пока мы брели по аллее.

Саймон молчал, будто вообще меня не слышал, а потом вдруг встрепенулся:

— А? А-а-а! Да-да… простите. Пытался вспомнить, что я говорил о Роуз.

Что бы убедительное сочинить? Как его успокоить?

— Неважно, — наконец проронила я. — Что бы вы ни сказали, она об этом не знает.

Если есть время хорошо все взвесить, солгать удается правдоподобно. Он сразу мне поверил.

— Вы чудесная девочка! Хорошо, что ничего ей не говорили.

Мысленно я, как обычно, обратилась к Богу, объясняя разницу между просто ложью и ложью хорошей, доброй, во благо. Саймон, в свою очередь, принялся мне объяснять, почему они «поняли Роуз неправильно».

— Просто она очень оригинальна.

— Кто? Роуз? Оригинальна?

— Ну, конечно! Даже в одежде. А вычурное розовое платье с настоящим кринолином! Это же…

— Это же… — Я хотела сказать: «Это же Топаз все придумала», но умолкла на полуслове, и после короткой заминки добавила: —…было красиво, правда?

— В ней все красиво!

И еще с четверть мили Коттон разглагольствовал об уникальности и незаурядности Роуз. Как не похожа она на современных девушек! Потому-то он ее сразу и не понял, счел манерной… Роуз все делает оригинально, даже танцует, добавляя шажки собственного изобретения. К тому же она умна («Вы тоже», — великодушно добавил он) и остроумна (факт в нашей семье доселе неизвестный). А какое прелестное лицо! В ее честь поднимали бы чаши на пирах любой эпохи.

С последним утверждением я горячо согласилась: легко вообразить, как она въезжает в Бат под звон колоколов и красавчик Нэш [11] Ричард Нэш (1674–1762) — неудачливый юрист, игрок, франт, законодатель мод, устроитель балов и всей светской жизни в Бате, известном английском курорте. провозглашает ее первой красавицей. Саймону это очень понравилось.

Роуз занимала нас до самого лиственника; там Коттон, остановившись, начал восхищаться свежей зеленью.

— Скоро здесь распустятся колокольчики. Видите ростки? — сказала я.

С минуту он молча любовался деревьями, а затем произнес:

— Да в чем же дело? Чем особенна английская природа?.. Почему красота — это нечто большее, чем видно глазу? Почему она так волнует?

Его голос звучал немного печально. Наверное, красота навевает на Саймона грусть — на меня она порой действует так же. Еще в раннем детстве я спрашивала отца, отчего это. А он сказал: «Красота преходяща. Она — безмолвное напоминание о том, что все мы смертны. Пожалуй, тебе не понять, ты еще маленькая». Однако я прекрасно его поняла.

Мы снова двинулись в путь. Я стала расспрашивать Саймона об американской глубинке, и он описал мне старые деревеньки Новой Англии. Они намного просторнее наших деревень; по-видимому, там чудесно: все беленькое, опрятное, широкие улицы окаймлены тенистыми деревьями. Еще Саймон рассказал об укромных уголках на побережье штата Мэн, где он проводил каникулы.

Произношение у него превосходное, британское, но теперь мне заметны в его речи типичные американские обороты и словечки («отель» вместо «гостиницы», «фармацевт» вместо «аптекаря» и так далее). Со мной Коттон ведет себя более по-американски, чем с отцом, и вообще кажется намного моложе. С отцом он всегда тщательно подбирает слова: послушаешь — ни дать ни взять педант средних лет. А со мной почти мальчишка.