ХОДЯЧИЙ РАНЕНЫЙ
Интересно, что случилось с гардинами?
Он лежал в постели, напряженно прислушиваясь, к дикому, постоянно выводящему его из себя, гвалту под окном, которое выходило на одну из каирских улиц. Его нервная система уже не могла выдерживать безумные вопли мальчишек-газетчиков, цокот копыт, чем-то похожий на нескончаемую металлическую капель, рыдающие завывания уличных торговцев. Лучи солнца, яркого и обжигающего, как раскаленная до бела монета, врывались в комнату через раскрытое окно. Растрепанные гардины валялись на полу, часть шнуров от них тянулись к верхней части оконной рамы, и Питеру казалось, что они похожи на разорванную паутину.
- Что случилось с занавесями? - спросил он хрипло. Горло у него пересохло, а голова с правой стороны словно раскалывалась.
Мак брился у умывальника, щетина под лезвием бритвы потрескивала, и в этом негромком звуке было нечто спартанское.
- Вчера вечером, - ответил Мак, не поворачивая головы, - в состоянии возбуждения...
- Какого ещё возбуждения?
- ...ты сорвал гардины.
- С какой стати?
Мак неторопливо и очень аккуратно выбрил кожу вокруг своих коротких солдатских усиков щеткой и сказал:
- Точно не знаю. То ли ты хотел меня выкинуть из окна, то ли выпрыгнуть сам. Впрочем, возможно, тебе просто не понравились гардины.
- Боже мой!
Мак сполоснул лицо и добавил:
- Ну и надрался же ты вчера, Питер.
- Что я ещё натворил?
- Два лейтенанта и майор. Внизу в салоне. Десять минут оскорблений.
- Майор! Господи! - Питер закрыл глаза.
- Думаю, что лейтенанта ты ударил, - голос Мака из-за полотенца звучал приглушенно. - Во всяком случае, что-то ты ударил, можешь не сомневаться. Ты порезал руку.
Питер открыл глаза и посмотрел на руку. На тыльной стороне правой кисти зияла широкая, отвратительная рана, уже начинающая припухать по краям. Только взглянув на рану, он почувствовал, как болит рука.
- Я помазал её йодом, - сказал Мак. - Ты не умрешь.
- Спасибо, - Питер бессильно уронил руку и облизал сухие губы. - Что я говорил майору?
- Называл его "человеком из джунглей", "имперским пожирателем падали", "гезирским кровососом" и "штабным палачом".
- Достаточно, - прохрипел Питер, правая сторона его черепа болела невыносимо.
- Ты был к нему несправедлив, - спокойно сказал Мак. - Майор - парень вполне приличный. Три года воевал в пустыне. Доставлен из Сицилии с дизентерией. Дважды ранен. К штабу приписан всего четыре дня назад.
- Боже мой, - прошептал Питер. - Боже мой...
В комнате установилась тишина. Мак натянул рубашку и расчесал волосы.
- Ты его имени случайно не знаешь? - наконец спросил Питер.
- Майор Роберт Льюис. Было бы неплохо, если бы ты его нашел и пожелал доброго утра.
- А как насчет лейтенантов?
Мак достал записную книжку, сверился с записями и сказал:
- Макинтайр и Кларк. Ждут тебя с нетерпением.
- Очень скоро наступит день, - пробормотал Питер, - когда я вообще перестану пить.
- Небольшое количество виски, - мягко произнес Мак, - благотворно действует на душу. Чем я могу сейчас тебе помочь?
- Ничего не надо. Спасибо.
Мак направился к дверям.
- Мак...
- Слушаю вас, капитан... - звание Мак произнес очень серьезным тоном, в котором, однако, можно было уловить легкую насмешку.
- Мак, это случилось со мной первый раз в жизни.
- Знаю, - ответил Мак и вышел из комнаты.
Питер встал, доковылял до умывальника и посмотрел на себя в зеркало. Он увидел знакомое удлиненное лицо, зазубренный, со следами от шва шрам на лбу и странное темное пятно в глазу. Совсем недавно целых три недели он этим глазом ничего не видел. Отражение в зеркале слегка вибрировало, так, как оно вибрировало два последних месяца.
Питер тщательно побрился и вышел, чтобы принять душ. Вернулся он освеженным и чувствовал себя значительно лучше. Одевшись, он снял погоны с тремя звездочками со старой форменной рубашки и прикрепил к свежей, автоматически проверив, не осталось ли на них следов губной помады. Три с половиной года тому назад, когда он служил в Аррасе, на погонах сохранились такие следы, и он проходил весь день, не зная об этом и не переставая удивляться, почему с губ сержантов не сходит улыбка.
Покончив с туалетом, он вышел, чтобы принести извинения майору.
Он сидел за письменным столом и нещадно потел. В Египте стояла такая жара, что Питеру казалось, будто он пребывает внутри воздушного шара, в который непрерывно подавался горячий воздух, и давление в котором постоянно нарастало. Пропитанный жаром воздух был наполнен стрекотом пишущих машинок, а перед глазами роились подлинные хозяева Египта - хитрые и злобные мухи.
Читать дальше