Святой с усилием унял дрожь в коленях:
— Заупокойную молитву буду читать я! Почтенные старцы аула начали отдавать джигитам распоряжения. К родичам, близким и далеким, поскакали гонцы. Срочно пригнали скотину для заклания, поставили траурную юрту. Перед юртой растянули на колышках аркан, привязали к нему тулпаров покойного. Святой Жаланаш, взволнованный предстоящими приятными для него хлопотами, заметил вдруг, что в юрте происходит нечто странное. Оказалось, встретились, скрестились взгляды зоркоглазой молодки, находившейся среди скорбящих, и девушки Баршын, сидевшей в правом углу, среди личных посланцев отрарского правителя. Они, казалось, хотели испепелить друг друга. Святому даже померещился заклинатель змей, укрощающий взглядом мерзких тварей. Помнится, он, не мигая, смотрел на кобру так долго, что за это время можно было вскипятить молоко. Когда у заклинателя глаза налились кровью, кобра не выдержала, замотала головой, закачалась и покорно свернулась в клубок. Точно таким же взглядом смотрели сейчас друг на друга женщины. Первой заколебалась Баршын, всхлипнула, запричитала, омылась слезами. Зоркоглазая молодка застыла в победной позе.
Наблюдая за этим безмолвным поединком, святой Жаланаш злорадно усмехнулся и продолжал заученной скороговоркой бормотать священную суру.
Спустя три дня после этого события святой Жаланаш по стародавней привычке вновь взобрался на вершину Жеты-тюбе. Время послеполуденной молитвы прошло. В ауле он сказал, что пошел обозревать окрестность: все ли спокойно. На самом же деле святой с утра так рьяно нажимал на жирное мясо, что почувствовал потребность в уединении. Надо было немного поразмяться и вздремнуть часок-другой где-нибудь подальше от любопытных глаз. Громко рыгая, пыхтя и отдуваясь, поднялся он по крутому склону. Кровь гулко стучала в висках, в груди хрипело, в животе булькало. Он злобно оглядывался на изможденного мальчика-слугу, еле волочившегося за ним с подстилкой и подушкой под мышками. В глазах святого застыл немой укор: «У, дохляк недостойный! На тебе только горшки возить!» Ругаясь, он приказал мальчику расстелить подстилку, взбить подушку и внимательно смотреть во все стороны. Сам же святой Жаланаш разлегся, разбросал руки-ноги и, глядя в бездонное небо, предался мечтам. Бог даст, прибавится к его богатству семь голов крупного рогатого скота — такова плата за усердные молитвы по покойнику. Очутятся вскоре эти семь голов в его хлеве. Недурно, недурно… От радости старец замурлыкал что-то себе под нос. До чего же хорошо жить на свете, когда удача так и кружится вокруг! Ой-хой, дни прекрасные, дни блаженные! Да не будет им конца!
С этими приятными думами святой уснул.
А мальчика бес попутал: играл-играл в асыки, да и забыл про поручение своего господина. Спохватился, когда было уже поздно: вдоль подножия холма в сторону аула черной льдиной в половодье плыл конный отряд. По доспехам, сверкавшим на солнце, мальчик ясно увидел: враг! Он закричал не своим голосом. Святой Жаланаш оторвал голову от подушки, судорожно поискал за пазухой баранью лопатку. Но не успел еще толком разобрать, что же случилось, как мальчишка сорвался с места и сломя голову побежал в аул. Он мчался напрямик и вопил что было силы.
Святой предсказатель нашарил наконец баранью лопатку. Да что было теперь от нее толку? Враг успел уже пройти мимо. Не зря гласит поговорка: провидца враг врасплох застигнет, расчетливого мор погубит.
Жители аула несли прах своего батыра на кладбище. В скорбном шествии находилась и зоркоглазая молодка. Мальчика, бежавшего со склона Жеты-тюбе, она увидела сразу. Похоронная процессия в растерянности остановилась. Тут же хлынул из оврага и вражеский отряд. Провидица спешно отвязала от носилок с прахом скакуна, села верхом. Старикам, державшим носилки, бросила на ходу: «Продолжайте идти. Вас враг не тронет!» Круто повернувшись, она поскакала в аул. Надо было предупредить всех джигитов, собравшихся на поминки, об опасности, а женщин с детьми немедля отправить в прибрежные заросли Инжу.
Успела-таки зоркоглазая молодка опередить неприятельский отряд. Все, кто был способен держать оружие, оседлали коней и подготовились к схватке. Очаги были погашены. Женщины и дети во главе с воительницей Баршын отправлены в приречные тугаи. В мгновение ока в многолюдном ауле не осталось ни души, только бродячие собаки шныряли между опустевшими юртами. Джигиты, посоветовавшись между собой, решили, что не смогут принять открытый бой: сил и оружия было маловато. Придумали так: разделиться на две группы, затаиться в засаде, а потом под покровом ночи напасть на врага неожиданно. Они быстро отступили широким клином за аул, в степь. Все вокруг совсем опустело, словно стойбище ушедшего кочевья.
Читать дальше