Дукенбай Досжан - Шелковый путь

Ошакбай-батыр тоже как свихнулся. В аулах покой да благодать, род размножается, ни забот, ни хлопот, а батыр и про дела, богу угодные, забыл, и со святым походя здороваться начал. Все думы его теперь о девках, о женитьбе. На пуховиках нежится, о сладких объятиях мечтает. Только хотел было обзавестить долгополой — встретился с зоркоглазой молодкой. Забегал, завертелся, точно пес блудливый в пору собачьей свадьбы. А та, еще недавно за какой-нибудь месяц загнавшая муженька в могилу, в два счета окрутила простодушного батыра, враз заморочила его тыквенную голову.

Намеревался было святой Жаланаш предостеречь молодого неопытного батыра. «Ошакбай-батыр, — хотел он ему сказать, — ты молод, красив и могуч. Ты можешь взять себе в жены ханскую дочь. Не путайся ради бога с этой. Держись от нее на расстоянии дневного пути!» Но так и не сказал. Все как-то не подворачивался случай. А потом узнал, что уехал Ошакбай на игрища батыров…

Да, вспомнилась сейчас святому Жаланашу вчерашняя беседа с зоркоглазой молодкой — пророчицей.

Первое, что он осознанно увидел в детстве, была тонкая баранья лопатка. Она висела на его люльке. Отец тоже был предсказателем. Одни предсказывают по звездам, другие — по картам, третьи — на зернах и четках. Отец предсказывал на сухой овечьей лопатке. Отправляясь в лучший мир, он завещал свое ремесло сыну. Правда, сын пошел бы по стопам отца и без завещания. Просто иного пути он не представлял. Сколько себя помнит, разговор всегда был об одном: о предсказателях, об их чудодейственной силе, о пророческих видениях, о священных лопатках, на которых начертаны судьбы людей. Сухая, пожелтевшая от времени лопатка сопровождала его всюду: она висела на люльке, потом — у стенки, у изголовья, потом — на поясе, потом — у седла. Он видел ее и во сне. Издревле обучали предсказателей на лопатке с самого раннего детства. Учили наблюдательности, внимательности, умению замечать, сопоставлять, размышлять, велеречиво, искусно и занятно говорить. Жаланаш с начала до конца прошел суровую школу провидца. Умение предсказывать — дар врожденный, и судьба провидца нелегка. Так утверждает народ.

Жаланаш не уронил чести наследственного ремесла, развил его, прославил далеко за пределами родного края. Все, что он предсказывал, неизменно сбывалось. Когда он, затаив дыхание и всецело отстраняясь от земной суеты, предавался созерцанию лопатки, перед его глазами виделось сразу многое. Он изрекал: «В таком-то году обрушится на нас такая-то беда!», и у людей в ужасе немел язык и волосы шевелились от страха. Ему особенно удавались предсказания не на несколько дней, недель или месяцев вперед, а такие, которые говорили о том, что будет через семь, десять, а то и двадцать лет. Он красноречиво и туманно рассказывал о лихих годинах, о годах сиротства, о безвременье. Счастье и богатство, видно, ходит за скотиной. Чем больше овец водилось в его хлеву, тем чаще обращались к нему люди с просьбой предсказать, погадать, растолковать. Слава его возвышалась над всеми, как одинокое дерево в степи. Имя провидца Жаланаша гремело по верховьям и низовьям, как барабанная дробь перед боем.

Да, были, были времена! Но пришла пора набегов и походов. Люди потеряли страх. Откуда ни возьмись появилась, словно кочка на ровном месте, зоркоглазая молодка, и все отныне слушали ее. А она, длинноволосая, вовсе не предсказывала, как все порядочные провидцы, а взбиралась на караульную вышку, подолгу всматривалась во все стороны и говорила обо всем, что попадалось на глаза. Если сообщала: «Идет караван!», в аулах спешно готовили товар для обмена. Если говорила: «Скачет враг!», мужчины облачались в доспехи, седлали коней. Жители мирных аулов мигом уходили в непроходимые прибрежные тугаи Инжу, воины устраивали засаду, чтобы в нужный момент обрушиться на пришельцев. Ну, и возносят, разумеется, зоркоглазую молодку-спасительницу. Уж так созданы людишки, что их больше интересует то, что будет сегодня или завтра, а не то, что сбудется (а может, и не сбудется) через десять или двадцать лет. Э-хе-хе…

Подумал обо всем этом святой Жаланаш — и даже взвыл от досады и обиды. Грешное словцо вырвалось невзначай. Тьфу, тьфу!.. Этак и всех духов отпугнуть не мудрено. Ну, что там говорить, пришлось схлестнуться с зоркоглазой молодкой, сцепиться перед народом, точно они простые певцы-сказители, затеявшие нескончаемый публичный спор. Ох и схватились не на жизнь — на смерть! Горло драли до хрипоты, будто вздорные старички, одурманившие себя маковым настоем. Но разве бабу в словесной схватке одолеешь?! Отдышался святой, оглянулся на народ и ужаснулся. Все отвернулись от него, и люди в толпе перешептывались: «Видно, вконец свихнулся святой». Э… была не была! Жить-то ведь надо. И святой Жаланаш прибег к последней уловке.