Дукенбай Досжан - Шелковый путь

— Кто тебя подослал сюда? Опять доносы писать будешь?

— Я пришел пасти коров, а не рассиживаться в прохладной комнате, — сказал Малютка спокойно.

— Ну и Карыкбол, совсем лишился ума. Ну какой из тебя пастух? — поддел Басбух Малютку и заодно директора.

— Сразу скажу тебе, если здесь бродит личный скот, то уведи его подальше, — пригрозил Малютка, — пастбища здесь совхозные.

— А я тебе скажу, — повысил голос заведующий фермой, — раз пришел в эти дремучие места, куда собака и носа не сунет, если хочешь стать пастухом, тебе придется слушаться меня. Сплетен тут не разведешь. А если что и не так, будешь молчать. Будешь присматривать за двумястами бычков и нетелей, которые совсем одичали в тугае.

Малютка дал понять, что примет стадо, только когда пересчитает и пощупает своими руками каждую голову. То же самое он повторил и пастуху, который собирался идти на пенсию.

Заведующий фермой чуть не подавился куском хлеба от возмущения:

— Ты что? Следователь? Или не доверяешь вот этому почтенному, достигшему возраста пророка? Может быть, ты не доверяешь мне, человеку с безукоризненной репутацией и авторитетом? Скажи прямо, не виляй.

— Надо пересчитать скот, — гнул свою линию Малютка.

— Вот тебе бумага с печатью, — сказал Басбух. — В ней указаны возраст, вес, сорт скота. Вот вторая бумага — акт о падеже. Садись на коня и катись на работу. Постепенно отличишь и соберешь всех.

— Но где мне искать скот? — спросил Малютка.

— Вот навязался на мою душу. Пусть этот почтенный покажет тебе дорогу, куда ушел скот.

«Все по полочкам разложил», — подумал Малютка, однако пошел за пастухом. Они сели на тощих кляч и скрылись в зарослях тугая, который в этом году буйно разросся. Тут все перемешалось: и кустарники, и камыш, и тополя, и густая трава. Пахло всевозможными цветами, в воздухе порхали птицы.

Трясясь на гнедом, Малютка подумал, что священная Сырдарья в этом году вышла из берегов, поэтому тугай расцвел вовсю. В те годы, когда река не разливалась, заросли на ее берегах страдали от засухи и зноя, скоту почти нечего было есть.

Нынче же тугай сочный и буйный, и скот быстро набирает вес на таком пастбище, а скотнику — почет и слава. Настроение у Малютки поднялось, однако пастух в возрасте пророка скоро охладил его пыл, тыкая камчой на телят и двухлеток:

— Этот вот бычок — потомок племенного белоголового пегого быка. А это копытце оставила нам для радости лунорогая молочная корова, которую благословил сам Зенги-баба, покровитель крупного рогатого скота. А тот теленок — наследник толстошеего бухарского быка.

По бумагам выходило, что из двухсот голов сто — крупные быки, пятьдесят четырехлеток и трехлеток, остальное — молодняк. А тут одни телята.

Перевалило за полдень, а сомнения у Малютки все возрастали: «Где же этот крупный рогатый скот?» Ссориться со скотоводами в первый же день ему не хотелось. Это было бы неприлично. Но наконец он не вытерпел, увидев старого худого вола со стершейся шеей и обрубками вместо рогов. Ему показалось, что животное даже немного свихнулось от старости.

— Нет, так не пойдет, аксакал! — возмутился он. — На бумаге ясно написано, что скот, которому больше пяти лет, должен ежегодно сдаваться на мясо. А вы подсовываете мне какого-то чужого старого вола. Он уж и из ума выжил от старости.

Пастух в возрасте пророка сначала принимал Малютку за простака, но теперь почесал в затылке, однако стал поучать:

— Ты, сынок, никогда не был пастухом. Ты не знаешь наших дел и обычаев.

Малютка хмуро перебил его:

— Ничего не выйдет, аксакал. Утром пораньше пригоните весь скот на баз. Я приму его, пересчитаю, взвешу, сделаем все как положено.

И он ускакал, оставив старика одного. Приехав на ферму, он сказал заведующему:

— Скот разбрелся по тугаю. Бродят телята и быки, неизвестно чьи, совхозные или частные. Я не могу принять его.

Басбуха словно ущипнули. В общем, наговорили друг другу немало обидных слов. Наконец Малютка настоял на своем. Скот пришлось собрать для пересчета, взвешивания, определения возраста и клеймения.

Пастух, достигший возраста пророка, удивлялся, глядя на ловкие движения и нечеловеческую работоспособность Малютки, и проклинал его в душе: «Вот наказал бог этаким головорезом. Никому ничего не доверяет. Самим своим рожденьем такие, как он, предупреждают о скором конце света».

Как ни старался пастух сбить со счета Малютку, отвлечь его от коров, тот ни на шаг не отходил в сторону и вытер пот с лица да распрямил спину, когда уже зашло солнце.