— А ты, Сазанбай, почему не блюдешь пост? — чернея от гнева, сказал мулла Досмагамбет. — Ведь тебе уже за пятьдесят. Все ходишь по кривой дорожке да сомневаешься в словах Корана. Умрешь, останешься без отпевания, помяни мое слово.
— А ты не учи меня! — резко сказал дядя. — У меня грехов нет. Мне незачем вымаливать у бога постом да молитвами прощения. Чист я и бел. Тот, кто держит пост, смывает свои грешки.
— Не богохульствуй и не зазнавайся!
— Жизнь моя и так праведна, — сказал дядя. — Не ворую, не убиваю, чужого не беру. Всю жизнь в поте лица брал кусок хлеба от земли, тем и сыт. Вот он, пост мой, вся жизнь моя — пост.
— Хоть бы племянника постыдились, — вмешалась Тойбала. — Или черт вам приснился сегодня, или встали с левой ноги. Вместо того чтобы говорить разумные слова, плетут что попало.
— Не могу я сидеть за одним дастарханом с богохульниками, — обиженно сказал Досмагамб'ет, вставая.
— Мулла-еке, не принимай близко к душе мои слова, — спохватился дядя. — Беру их обратно.
— Давно бы так.
— Хотел вот спросить у вас. Наезднику трудно таскать с собой четки в целый аршин, как у вас. Может быть, мне считать кончики пальцев? Примет ли это создатель наш?
— Что с тобой спорить? — сказал мулла, надевая свой чапан. Дядя незаметно усмехнулся. Упильмалик, едва сдерживаясь от смеха, выскочил во двор.
Там, под тенью ветвистого карагача, разделывал овцу Амзе. Заметив Упильмалика, он радостно улыбнулся ему.
— Я знаю одну полянку, где полно куропаток, — сказал он. — Неплохо бы завтра сходить на охоту.
И правда, для охоты на куропаток была самая пора. Птицы давно уже вывели птенцов и нагуляли жир. Охота на куропаток нравилась Упильмалику с детства.
— Сходим, — пообещал он Амзе, решив до ужина прогуляться у реки.
За домом он увидел Аксюмбе. «Красивый, благородный конь», — подумал он. Увидев незнакомого человека, конь покосился на него, но головы не повернул — признак породы.
Аул был расположен на берегу реки Ран, которая вытекала из горного ущелья; когда-то он был центром колхоза, а теперь стал всего лишь одним из отделений совхоза «Кызылбайрак». Самые почитаемые должности в ауле: заведующий фермой и зоотехник. Остальные простые люди были вроде крепкой густой травы, растущей вокруг них. В основном скотоводы. По следам Упильмалик понял, что чабаны уже откочевали к берегам реки Чу.
Он прошел мимо кладбища, которое отгородили железной проволокой от скота. Изломанный обрывистый берег говорил, что весеннее половодье было бурным.
Упильмалик попытался вспомнить, какими были эти места во времена его детства. Как будто берег реки стал пустыннее. Прежде тут полно было куропаток, беспечных тетеревов и глухо бормочущих голубей. Целыми днями он ловил в реке рыбу, которую дядя тут же жарил на сковородке.
Чем дальше он шел вверх по реке, тем уже она становилась. На высоком берегу здесь росла арча. Упильмалик удивился, как она здесь уцелела, спаслась от мальчишек, извечных любителей делать из арчи свирели.
Показалось темное, узкое ущелье, стало прохладнее. Упильмалик зачерпнул пригоршнями воды из стремительно текущей реки, зажатой здесь скалистыми берегами, напился и пошел обратно. Его встретил Амзе и сказал, что все уже собрались, пора идти домой.
Когда они вошли, в доме действительно было полно гостей. Среди них выделялся огромного роста джигит с комузом в руках. Аксакалы хором поприветствовали Упильмалика, потеснились и посадили его рядом.
Человек с комузом оказался «Следящим за баранами», как тут говорят, то есть чабаном. Настоящее его имя было когда-то Нанжауар, что значит «хлебное изобилие». Женщины аула, как-то посовещавшись, в один день переменили это имя, потому что оно не соответствовало действительности — Нанжауар в то время ухаживал за племенными баранами-производителями. Вот откуда и пошло это «Следящий за баранами». Хотя нынче он уже не ухаживал за баранами, а сторожил люцерну, посеянную на берегу реки. Но прозвище так и осталось за ним.
И вот сегодня, крепко стискивая черный гриф комуза, «Следящий за баранами» сидел на самом почетном месте и чувствовал себя на седьмом небе, будто был главной причиной этого собрания.
Как только Упильмалик устроился на атласной подстилке, дядя обратился к человеку с комузом:
— Ну, душа моя, заговори своим комузом. Поиграй нам.
Тот не заставил себя долго упрашивать, хотя с виду и был неприступен, как скала. Он согнулся почти пополам, провел смычком по струнам и начал.
Читать дальше