Дукенбай Досжан - Шелковый путь

Ой-хой… И теперь неописуемо красива Великая дорога, залитая лунным светом. Пылит, вьется, тянется бесконечно, словно наперегонки с Млечным Путем. Конца и края ей не видать. Как длинный дастан она, воспевающий необъятность вселенной. В стихотворных строках этого дастана запечатлелись и горе, и радость, и смех, и плач, и восторг, и уныние, и благородство, и подлость, безумство храбрых и страсть влюбленных. Если сравнить священную землю Дешт-и-Кипчак со звучным, гулким кузовом большой домбры, то Шелковая дорога — ее звонкие струны, а Отрар — деревянная подставка, кобылка древнего музыкального инструмента кипчаков. Все вместе создают они гордый кюй, ласкающий душу и слух, окрыляющий мечту, заполняющий сердце. И слушает сейчас этот древний кюй славный потомок кипчаков батыр Ошакбай!

По всему Великому пути, опоясавшему пышные чресла ночной степи, за дальними перевалами, на расстоянии конских скачек друг от друга, встречаются стоянки для караванов. Здесь многоязычно беседуют, тревожа сонную тишь и жадно вдыхая ночную прохладу, путники — божьи странники, живые аруахи дорог. Окутанные глухой, непроглядной мглой, сидят они тесным кругом и ведут нескончаемые разговоры, любуясь костром посередине. Кто-то наигрывает на свирели, кто-то пиликает на кобызе, кто-то, захлебываясь от восторга, живописует чудеса и красоты, увиденные им в несравненном Отраре. В этот час кипчакская сторона Шелковой дороги очень красива, полна таинственного очарования, словно переполненная своим счастьем женщина. Она возбуждает в душе путника смутное желание, лишает сна, навевает истому. Манит, зовет куда-то к голубеющему вдали под зыбким светом Млечного Пути горизонту… И тогда каждому, у кого в груди бьется сердце, захочется спешиться, упасть ничком на дорогу, обнять ее, как единственную, желанную любовь. Захочется прижаться к ее груди, чтобы услышать стук ее сердца. Это и есть истинная страсть путешественника… Так вот, если упасть на обочину дороги, прижаться ухом и вслушаться, то можно услышать дивный сказ о незадачливом путнике, с верблюда которого на полдороге свалился тюк, о нелепой гибели батыра, о верности женщины, состарившейся в ожидании не вернувшегося из путешествия мужа, словом, о большой жизни, о далеких предках, о беспечных потомках. Только так можно постичь мудрую тайну Отрара…

Ошакбай проснулся в испуге, точно мурашки по спине пробежали. Непонятная тревога пронзила сознание. Он прислушался. От тишины звенело в ушах. Через открытый тундук юрты виднелись поблекшие, поредевшие звезды. Значит, близился рассвет. Луна уже зашла, от ее молочных лучей на нижних решетках юрты и следа не осталось. Ошакбай осторожно пошарил вокруг. Рука его коснулась молодой жены — воительницы Баршын. Коса ее — тяжелая, тугая, холодная — свесилась с подушки.

Он стал мучительно соображать, отчего же проснулся, что его испугало. Однако причин для беспокойства как будто бы не было, и он решил, что, должно быть, просто приснился дурной сон. Тут же подумалось, что пора бы за конем присмотреть. Из Отрара Ошакбай вернулся накануне и поставил коня на привязь, намереваясь спозаранок отпустить его попастись. От города до своего аула на дальней летовке батыр ехал резвой рысью почти целые сутки. Обычно после такого изнурительного пути он спал крепко и безмятежно. Теперь же ему не давало покоя смутное предчувствие надвигающейся беды. Вставать, однако, не хотелось, жаль было расставаться с теплом и пьянящей истомой супружеского ложа. Ошакбай залез под одеяло и медленно погрузился в сладкую, приятно обволакивающую душу дрему.

Уже засыпая, он вдруг уловил странный, щемящий душу звук: будто ветер подул в иссохший карнай. Ошакбай насторожился, затаил дыхание, напряженно вслушался. Томительно-протяжный, тягуче-скорбный звук уже явственно донесся издалека, постепенно переходя в жуткий вой, от которого ежилась кожа на голове. Этот дикий звук — не то вой, не то плач — поплыл над степью и вдруг резко оборвался. Ошакбай мигом стряхнул сон, вскочил и растормошил, разбудил крепко спавшую Баршын:

— Когда вы прикочевали сюда?

— Как это — когда?

— На джайляу когда прикочевали, спрашиваю?

— Ну, вчера только. После обеда… Да что случилось, батыр-ay?! Ведь ты же сам приказал обновить стоянку…