Алессандро Барикко - Море-океан

-- Я ждал тебя.

Она откроет шкатулку и неспешно, под настроение, прочтет их все до одного, взбираясь по верстовой иссиня-чернильной нити, восполняя годы --дни, мгновения, -- которые этот человек подарил ей задолго до того как встретил. А может, попросту перевернет шкатулку и, ахнув при виде забавного снегопада из писем, с улыбкой скажет этому чудаку:

-- Ты сумасшедший.

И будет любить его вечно.

4

-- Падре Плюш...

-- Да, барон.

-- Завтра моей дочери исполняется пятнадцать лет.

-- ...

-- Прошло восемь лет, как я отдал ее на ваше попечение.

-- ...

-- И вы не излечили ее.

-- Нет.

-- Ей предстоит выйти замуж.

-- ...

-- Ей предстоит покинуть этот замок и увидеть мир.

-- ...

-- Ей предстоит рожать детей и...

-- ...

-- Рано или поздно ей наконец предстоит начать самостоятельную жизнь.

-- ...

-- Падре Плюш, моя дочь должна выздороветь.

-- Да.

-- Найдите того, кто сумеет ее вылечить. И приведите сюда.

Слава об этом докторе шла по всей округе. Звали его Аттердель. Многие были свидетелями того, как он поднимал людей со смертного одра; кое-кто уже отдавал концы, одной ногой стоял в могиле, совсем было скапустился, а он вытаскивал его с того света и возвращал к жизни; чудеса, да и только, хоть и не всем они приходились по душе; но делать нечего: в этом ремесле никто не мог с ним сравниться; так что народ худо-бедно восставал из гробов, а близкие и родственники, смирившись с неизбежным, начинали все с начала, отложив до лучших времен слезы и раздел наследства: в другой раз они будут предусмотрительней и обратятся к нормальному врачу, такому, который наверняка сведет больного в могилу, не то что этот -- кого ни попадя на ноги ставит, а все потому, что самый известный в нашей стороне. Не говоря уже о том, что самый дорогой.

Вот падре Плюш и подумал о докторе Аттерделе. Не то чтобы он доверял врачам, ни в коем разе, просто все, что касалось Элизевин, он поневоле воспринимал умом барона, а не своим собственным. Барон же полагал, что там, где сплоховал Бог, преуспеет наука. Бог сплоховал. Настал черед Аттерделя.

Доктор подкатил к замку в лоснящейся черной карете, что выглядело несколько мрачновато, зато весьма картинно. Он лихо взбежал по лестнице и, поравнявшись с падре Плюшем, спросил, почти не глядя на него:

-- Это вы барон?

-- Если бы.

Ответ вполне в духе падре Плюша. Он не умел сдерживаться. И вечно говорил не то, что нужно сказать. Прежде в его голову почему-то приходило ненужное. За миг до ответа. Но этого было более чем достаточно.

-- Стало быть, вы падре Плюш.

-- Верно.

-- Это вы мне написали.

-- Я.

-- У вас довольно странная манера письма.

-- В каком смысле?

-- Не обязательно было все рифмовать. Я приехал бы и так.

-- Вы уверены?

Тут, к примеру, куда уместнее было бы сказать: "Простите, глупо как-то вышло". Эта фраза и в самом деле выстроилась в голове падре Плюша -- четкая, гладкая, в манящей, безупречной упаковке, -- но с опозданием на миг; этого мига и хватило, чтобы невесть откуда выскочила полнейшая околесица, которая сразу же застыла на поверхности тишины, в пленительном глянце абсолютно неуместного вопроса.

-- Вы уверены?

Аттердель устремил взгляд на падре Плюша. Это был больше чем взгляд. Это был медицинский осмотр.

-- Уверен.

Есть у людей науки одно положительное свойство -- уверенность.

-- Где эта девочка?

"Да... Элизевин... Такое имя. Элизевин".

"Да, доктор".

"Нет, правда, мне не страшно. Я всегда так говорю.

Такой голос. Падре Плюш сказал, что..."

"Спасибо, доктор".

"Не знаю. Какие-то странные вещи. Нет, это не страх, ну, то есть не страх... это что-то другое... страх подступает снаружи, я это поняла, ты там, а страх прямо находит на тебя, есть ты, и есть он... вот так... он и я, а потом я вдруг куда-то пропадаю. и уже есть только он... но это не страх, я не знаю, что это, а вы знаете?"

"Да, доктор".

"Да, доктор".

"Это все равно что умирать. Или исчезать. Вот: исчезать. Глаза как будто сползают с лица, а руки становятся чужими руками, и тогда начинаешь думать: что со мной? а сердце колотится так, словно вот - вот разорвется, и не отпускает... словно от тебя отваливаются целые куски и летят во все стороны, ты их больше не чувствуешь... тебя всю разносит, и тогда я заставляю себя думать о чем угодно, цепляюсь за любую мысль, и если я сжимаюсь в этой мысли, все проходит, нужно только упираться, только это... только это и вправду ужас... внутри тебя мыслей уже никаких нет, никаких никаких, а вместо мыслей одни ощущения, понимаете? ощущения... и самое главное -- адский жар, и еще -- невыносимая вонь, просто смрад, вот здесь, в горле, жар и удушье, будто тебя кусают изнутри, какой-то демон кусает и рвет тебя на клочки, кусает и рвет..."