Николай Самвелян - Крымская повесть

Вот юноша, только что раскладывавший листовки (могло ли такое быть еще месяц назад?), вышел из подъезда к Графской пристани. Остановился у памятника адмиралу Нахимову, стал его осматривать с видом независимым и, как показалось портье, непочтительным. И тут нервы у портье не выдержали. Он рванулся к выходу и закричал:

— Эй, вы! Что вы там читаете?

Вопрос был нелеп, а выходка портье неуместна. Он и сам понимал это. Но когда лошадей несет, вожжи уже не помогают. Портье чувствовал, что его понесло, что он зол на всех, на себя самого и на этого спокойного молодого человека, который глядел на него и улыбался. Пусть бы ответил. Хоть что-нибудь.

— Я вас спрашиваю: что вы там читаете?

— Надпись на цоколе памятника. Это запретно?

— Нет! — закричал портье. — Не запретно! И сейчас вообще запретов нет. Все законы вмиг отменились… А слова, высеченные на памятнике, должен знать каждый культурный человек. Наизусть. Со школьных лет. «Двенадцать раз луна менялась, луна всходила в небесах, а все осада продолжалась, и поле смерти расширялось в облитых кровию стенах». Это великие слова. Они принадлежат графине Ростопчиной.

Карие глаза смотрели на портье серьезно и как-то грустно. Затем юноша поманил портье пальцем и указал на бронзовый лист, на котором был высечен текст приказа Павла Степановича Нахимова от 2 сентября 1853 года, в преддверие Синопского боя: «Уведомляю, что в случае встречи с неприятелем, превышающим нас в силах, я атакую его, будучи совершенно уверен, что каждый из нас сделает свое дело».

— Мне больше по душе такой слог! И вообще, почему вы на меня кричите?

Портье растерялся, дернул рукой, будто собрался заговорить, по затем сник и семенящей походкой ушел назад, ко входу в гостиницу. А Владимир направился к Графской пристани, выстроенной сто двадцать лет назад и названной так в честь уже всеми забытого графа Войновича, командовавшего Черноморским флотом еще при жизни Лермонтова и Гоголя.

Владимир видел эту пристань только на открытках. И сейчас впервые ступал по ее граниту. Портик в греческом стиле, на каменные ступени набегают сизые, в барашках, волны. Отсюда отлично был виден Большой рейд и стоящие на нем корабли.

А когда-то эти же волны баюкали маленькие суденышки греческих мореходов, плывших в славный Херсонес, который некогда стоял почти что на месте нынешнего Севастополя. Херсонес был известен своими сияющими мраморными храмами, обширным портом и горожанами с крепкими характерами. Недаром же многие из них побеждали в состязаниях и на всегреческих играх. Затем Херсонес именовали на русский лад уже Корсунем. А чуть поодаль лет пятьсот назад существовал порт Чембало, за который вели борьбу генуэзцы и жители маленького христианского государства, затерявшегося в горах, — Феодоро. Уже весь Крым был захвачен татарами и турками, а неприступная крепость на горе Феодоро отражала все осады и слала гонцов в православную Москву в надежде породниться с царствующим двором и отбросить от своих стен пришельцев. Турки так и не сумели победить Феодоро. Крепость взяли обманом. Жителей тут же вырезали. Крепостные стены разрушили. И теперь на вершине горы сохранились лишь остатки некогда неприступных башен.

В ту пору многим, наверное, казалось, что Черное море навсегда стало для турок чем-то вроде озера для приятных прогулок в хорошую погоду. Но Русь напоминала о себе набегами казацких чаек, державших в страхе даже, блистательный Константинополь.

А затем на северных берегах моря появились Суворов, Кутузов и князь Григорий Потемкин — грубоватый и хитрый, умевший льстить, как истый царедворец, но, если надо, действовать решительно, как подобает каждому, кто носит на плечах эполеты.

Светлейший князь был опытным политиком. Когда надо было — слал на неприятелей полки. В других случаях действовал иначе. Убедил последнего из Гиреев, что всех христиан надо выселить из Крыма. Тогда, дескать, держава Гиреева станет монолитной и крепкой, как оплавленный в горниле вулкана гранит. Хану совет русского князя показался дельным. Он так и поступил: выселил христиан, забыв, что на них держатся все промыслы, ремесла, земледелие. А когда спохватился, было у; поздно, ханство, веками кормившее себя грабежами и кровавыми набегами на соседей, рухнуло на глазах. А Потемкин принялся отстраивать на юге города и верфи, укреплять тылы для броска на Константинополь, куда намеревался перенести в конце концов столицу грандиозной империи, которая, по замыслу светлейшего князя, должна была превзойти по размеру даже государство Александра Македонского. Но, как часто случается теми, кто взваливает на себя задачи непосильные, светлейший князь расстроил свое здоровье и отбыл в мир иной, не успев совершить и десятой доли того, что задумал. Неутешная императрица воздвигла в Херсоне храм над могилой своего фаворита.