Чарльз Сноу - Возвращения домой

Я думал, что уж ради этого случая он возьмет такси, но нет, - Бевилл стоял на автобусной остановке; в котелке, держа в руле портфель, он наслаждался собственной скромностью. Наконец мы сели в автобус, на империале было пусто, и Бевилл, не дожидаясь, пока мы доберемся до Черинг-кросс, поведал мне о своем деле.

- Меня преследуют, Льюис, - сказал он, озираясь по сторонам, чтобы удостовериться, что нас никто не подслушивает; при этом невольно создавалось впечатление, что за ним действительно кто-то гонится.

- Кто?

- Люди, которые всегда знают больше других, - ответил старик. - Не знаю, как вам, Льюис, а мне не нравятся те, кто уверен, что вы всегда не правы, а они правы. В особенности интеллигенты, как их, кажется, сейчас величают или как они сами имеют наглость величать себя. Они могут поднять страшную шумиху - вот в чем вся беда.

- А что им нужно?

- Вы помните дело Собриджа?

Вопрос носил чисто риторический характер, потому что ни старый Бевилл, ни мой брат с учеными из Барфорда ни мы с Гектором Роузом не могли не помнить Собриджа, только недавно осужденного за шпионаж.

Впереди нас автобус, моргнув алым глазом, свернул с Уайтхолла. Нас остановил светофор, и Бевилл уставился на памятник Нельсону.

- Вот этот парень был совсем из другого теста, нежели Собридж. Никогда не поверю, что он был способен предать свою страну. - В своих действиях старик был столь же умен и циничен, как и большинство людей, а в речах столь же банален. - Ни за что не поверю, что ему понадобились бы эти интеллигенты, - мрачно продолжал Бевилл. - Дал бы им пинка под зад, вот что он бы сделал.

Пока мы огибали Трафальгарскую площадь, Бевилл рассказал мне, что некоторые люди - имен он не назвал - задают "глупые вопросы" о процессах атомных шпионов: почему они все признали себя виновными? Почему их приговорили к таким большим срокам заключения?

- Большим! - воскликнул Бевилл. - Пусть скажут спасибо, что головы у них уцелели. Говорю вам, Льюис, - продолжал он, снова проявляя присущую ему политическую гибкость, - некоторые люди задают вопросы, причем всегда ссылаются на свободу слова, а нам вовсе ни к чему эти лишние вопросы, они производят отнюдь не желательное впечатление на наших друзей "по ту сторону". Перед нами, очевидно, случай, когда от ненужной шумихи нас может избавить небольшой частный разговор, даже если с первого взгляда он покажется немного унизительным. - Он украдкой усмехнулся и сказал: - Вот здесь-то и нужны вы, мой мальчик.

- Вы хотите, чтобы я с ними поговорил?

- Нет, Льюис. Я хочу, чтобы вы их выслушали. Послушать никому не вредно, а вот высказываться всегда опасно, - бросил Бевилл одно из своих замечаний в духе Полония. - Надо выслушать кого-нибудь из этих людей, и сделать это следует вам. Понимаете, - продолжал Бевилл, безропотно глядя на образовавшуюся на улице пробку, - вам они могут довериться, чего не сделают в беседе со мной или с Роузом. Они вбили себе в голову, что я старый консерватор, который не понимает, о чем они говорят, и плюет на то, что их волнует. А я не совсем уверен, - добавил Бевилл с присущим ему благоразумием и смирением, - не совсем уверен, что они так уж неправы.

- С кем же я должен встретиться? - спросил я, прикидывая, в какой день на следующей неделе мне легче выполнить это скучное, непростое и в то же время не имеющее большого значения поручение.

- С одним из тех, что пишут о картинах, - ответил Бевилл, с умным видом кивая в сторону Национальной галереи. - Его зовут Остин Дэвидсон. Вы, наверное, о нем слышали?

- Да, слышал.

- У меня сложилось впечатление - то ли он сам сказал, то ли кто-то другой, - что он вас знает. Вы с ним знакомы, Льюис?

- Я его никогда не встречал.

- Он, кажется, из тех, кто делает художникам репутацию, а потом, когда цены на их картины поднимаются, получает свою долю из барышей, - с легким презрением объяснил Бевилл; он никогда не стал бы так отзываться о политическом деятеле или бизнесмене.

Но я пропустил мимо ушей это презрительное замечание, - вряд ли Дэвидсон мог в своем высокомерии даже предположить, чтобы кто-нибудь, находясь в здравом уме и твердой памяти, способен, пусть мимоходом, бросить в его адрес подобное обвинение. Уставившись на уличного художника, который что-то рисовал у подножия галереи, я весь вспыхнул, когда Бевилл назвал имя отца Маргарет, и почувствовал необыкновенное облегчение. Теперь я мог бы пересчитать травинки на газонах внизу - так отчетливо все воспринималось.

- Вы уверены, что никогда не встречали этого человека? - спрашивал Бевилл.