Когда мы шли по набережной, я подумал, что оба мы, озабоченные собственными делами, отягощены и заботами общественного характера, а ведь в иных обстоятельствах, думал я, Бетти интересовалась бы политикой не больше, чем миссис Найт. Она шла привычным ей широким, решительным шагом, совсем мужским, и при этом была самой женственной из всех женщин. Эта походка была лишь защитной реакцией, - она боялась, как бы я или кто-нибудь другой не подумали, что она жаждет завести роман. Но под конец походка и разговор ее стали менее напряженными, она словно оттаяла, радуясь своему умению вести себя.
Мы помолчали, потом я спросил:
- Когда я вошел, вы говорили обо мне?
Она сбилась с шага и на ходу переменила ногу.
- Не совсем, - ответила она, потупившись, и крепко сжала губы.
- О чем же тогда? - Она не ответила, и я повторил: - О чем?
Она сделала над собой усилие, подняла на меня глаза, и взгляд ее был честным, встревоженным и твердым.
- Вы сами знаете.
- О Шейле?
Она кивнула. Я знал, что Шейла ей не нравится, но спросил, что именно говорили.
- Ничего. Всякую чепуху. Вы же знаете, каковы люди.
Я молчал.
Каким-то несвойственным ей светским тоном, словно обращаясь на вечере к незнакомому человеку, она вдруг добавила:
- Мне очень не хочется вам рассказывать.
- Для меня это еще более неприятно.
Бетти остановилась, положила руку на парапет набережной и повернулась ко мне:
- Если уж говорить, то придется напрямик.
Она понимала, что я разозлюсь, понимала, что я имею право знать. Ей не хотелось портить себе вечер, и в голосе ее, когда она заговорила, слышалась досада на меня за то, что я заставляю ее это делать.
Я попросил ее продолжать.
- Что ж, - она вновь перешла на светский тон, - собственно говоря, уверяют, что фактически она вас бросила.
Этого я никак не ожидал и потому засмеялся.
- Вот уж чепуха!
- Чепуха?
- К кому же, по их мнению, она от меня уходит?
Тем же светским, сдержанным тоном она ответила:
- Говорят, она предпочитает женщин.
Это была чистейшая ложь, я так и сказал.
Бетти удивилась и даже рассердилась, потому что я возразил довольно резко, хотя она, конечно, этого ждала.
Я начал выспрашивать у нее подробности.
- Откуда пошли эти слухи?
- Все так говорят.
- Кто же именно? От кого это исходит?
- Во всяком случае, не от меня. - Она пыталась оправдываться, но мне было не до нее.
Я попросил ее постараться припомнить, откуда пошел слух.
Припоминая, она немного успокоилась; через минуту лицо ее просветлело.
- Уверена, - сказала она, - что это идет от человека, который ее хорошо знает. Она ведь, кажется, у кого-то работает? Не связана ли она с одним человеком... у него такое лягушачье лицо? Он, кажется, букинист.
Робинсон держал когда-то букинистический магазин, но это было очень давно. Я едва поверил своим ушам.
- Робинсон?! - воскликнул я. - Вы имеете в виду его?
- Робинсон? У него красивые седые волосы, с прямым пробором? Он знаком с ней, не так ли?
- Да, - ответил я.
- Значит, это он пустил слух, что она неравнодушна к женщинам.
На углу Тайт-стрит я расстался с Бетти, даже не проводив ее до дому, досадуя на нее за то, что она сообщила мне дурные вести. Чем фальшивее слух, тем больнее он ранит. Всю дорогу домой я злился на Бетти и старался уверить себя, что все это она сама выдумала, хотя я знал ее как честного человека и верного Друга.
Но Робинсон? Это не укладывалось у меня в голове; он не мог так поступить, хотя бы ради собственных интересов. Если Шейла что-нибудь узнает, прежде всего не поздоровится ему.
Сказать ли Шейле? Я решил молчать. Возможно, сама сплетня и не очень ее огорчит, кто знает. Общество, в котором мы жили, довольно терпимо относилось к проблемам пола. И тем не менее сплетня, грязная сплетня таила в себе нечто унизительное и особенно для такого человека, как Шейла. А то обстоятельство, что ее пустил Робинсон, - будь это правда или ложь, казалось постыдным даже мне, не говоря уже о Шейле. Поэтому мне и хотелось по возможности сделать так, чтобы она ничего не узнала.
И вот, вместо того чтобы рассказать ей все в тот же вечер, я слушал ее просьбы помочь Робинсону. Он собирался весной выпустить три первые книги.
- Быть может, это все, что ему удастся, - сказала Шейла, настроенная самым серьезным образом, - но если они будут иметь успех...
Она хотела сказать, хотя и не кончила фразы, ибо никогда не выражалась так высокопарно, что в этом случае цель ее будет достигнута; она надеялась таким путем сохранить его уважение к самому себе.
Читать дальше