Лиза Марич - Минута после полуночи

Мария Викентьевна быстро потупилась, чтобы скрыть радостный блеск в глазах. Какие могут быть возражения!

— Разумеется, подвенечное платье и… все остальное нужно заказать в лучшем магазине. Еще приличный стол и венчание, — перечислял Сиберт, и каждое слово было для Марии Викентьевны сладчайшей музыкой. — Добавьте сюда хороший гардероб. Ну и, конечно, Оленька не может явиться к будущему мужу с пустыми руками. Я думаю, она должна принести с собой… — тут генерал сделал паузу, — тысяч пять. Да, я думаю, это вполне прилично. Как вы считаете, Мария Викентьевна?

— Как скажете, Александр Карлович, — прошелестела хозяйка. Она рассчитывала на сумму вдвое больше.

— Значит, договорились, — постановил генерал. — Пять тысяч наличными и все расходы на гардероб, стол и венчание. Это будет наш общий семейный подарок крестной дочери. — Он оглядел комнату с некоторым удивлением, словно только что заметил отсутствие невесты. — А где же Оленька?

— Ушла к себе, — объяснила хозяйка. — Голова разболелась. Но если вы хотите ее повидать…

Она приподнялась, однако гость ее удержал.

— Нет-нет, дадим ей отдохнуть. Приезжайте-ка завтра к нам на обед вместе с Олей. Лили о ней спрашивала, да и жена обрадуется. И эту шалунью привозите, — добавил генерал, оборачиваясь к Кате: — Ну, а тебе чего хочется больше всего?

Не успела Мария Викентьевна намекнуть на затруднения с зимним гардеробом, как Катя серьезно попросила:

— Пожалуйста, генерал, заберите меня из епархиального училища.

Мать исподтишка погрозила ей указательным пальцем и сказала с льстивым смешком:

— Не слушайте этого ребенка, Александр Карлович, она у меня совершенная дурочка.

Но генерал не обратил на хозяйку никакого внимания:

— Что же тебе там не нравится?

— Я ненавижу архиерея, — заявило семейное проклятие, болтая грязными ногами.

— За что?

— А он после каждой обедни дергает меня за нос и говорит: «Эх ты, божья дудка».

— А почему архиерей так тебя называет?

На этот раз Мария Викентьевна опередила дочь с ответом:

— Катя поет в епархиальной церкви, — Мечты о новом зимнем полушубке таяли на глазах. — Говорят, у девочки хороший голос.

— Правда? — Генерал развернул стул и уселся лицом к девочке: — Ну, если так, спой мне, пожалуйста.

— Что спеть? — осведомилось семейное проклятие и тут же уточнило: — Тропарь петь не буду, он скучный.

— Ну, спой, что хочешь.

Катя слезла с дивана, одернула рваный подол — приготовилась к выступлению. Добросовестно набрала в грудь побольше воздуха и запела известный романс. Заходящее солнце нежно коснулось растрепанных пушистых волос, и они засияли, как у ангела на картине испанского художника.

Закончив романс, Катя тут же, не останавливаясь, запела арию из модной итальянской оперы. «Откуда она ее знает»? — успела подумать Мария Викентьевна. А дальше мыслей не было, только бесконечное удивление. Она и не подозревала, что у семейного проклятия, у вечной обузы, у нежеланного, нелюбимого ребенка такой громадный, чистый, могучий голос! И как он помещается в таком воробье?

— Божья дудка! — выкрикнул в окно сорванный мальчишеский голос. Раздался свист, громкий хохот, и вся честная компания кинулась врассыпную.

Катя замолчала, дергая себя за подол. Генерал подошел к девочке, обеими руками взял ее за голову и поцеловал в лоб. Погладил пышные растрепанные волосы, о чем-то задумался.

— Так мы завтра ждем вас к обеду, — напомнил он, поворачиваясь к хозяйке.

— Будем непременно, — пообещала Мария Викентьевна.

— С дочерью, — добавил генерал. — То есть, я хотел сказать, с дочерями. Я пришлю за вами коляску.

Гость поклонился и покинул комнату. За окном послышалось пощелкивание кнута, стук копыт раздробил вечернюю тишину и начал медленно удаляться, пока совсем не растворился вдали.

Мария Викентьевна обернулась к дочери, внимательно оглядела ее от сияющей макушки до измазанных черных ступней.

«А девчонка-то совсем не уродина, — вдруг мелькнуло в голове. — Я и не заметила, как она выправилась. Вроде ничего особенного в ней нет, а как запоет…»

— Откуда ты знаешь эту музыку? — спросила она, скрывая растерянность за строгим тоном.

— Слышала в кондитерской, там граммофон играет, — ответила Катя и равнодушно осведомилась: — Мне стать на колени в угол или идти в чулан?

Вместо ответа Мария Викентьевна громко крикнула:

— Глашка!

Пожилая девка явилась мгновенно, но смотрела она почему-то не на хозяйку, а на маленькую замарашку в разорванном платье.