Лиза Марич - Минута после полуночи

— Ох, прости, Ира, все время забываю, что в твоем возрасте трудно репетировать в полный голос!

Алимов откинулся на спинку кресла и озадаченно нахмурился. Ирина? Анжела?.. Выходит, роковая примадонна, из-за которой разгорелся весь сыр-бор, эта невзрачная худышка?

Красовский шевельнулся в кресле, поднялся и пошел к сцене. Сделал знак концертмейстеру, и она сняла руки с клавиатуры.

— В чем дело, Мира? — не поняла амазонка. — Почему остановились? Кто здесь? — Она козырьком приложила руку ко лбу. — Никита Сергеевич, вы?

Алимов заметил, как изменился ее голос.

— Я, — ответил Красовский, поднимаясь на сцену по шаткой приставной лестнице. — А где все остальные?

Амазонка подошла к бархатным кулисам и позвала:

— Марат, Анатолий Васильевич!

Алимов, пригибаясь, перебрался ближе к сцене. В конце ряда притаилась знакомая фигура. Стас Бажанов смотрел на амазонку не отрываясь. В глазах секретаря полыхало восторженное безумие.

Прекрасная амазонка негромко заговорила с Красовским, заглядывая ему в глаза. В ее голосе звучала тревожная нежность.

Красовский отвечал односложно, пожимал плечами, нетерпеливо постукивал концом трости по легким замшевым туфлям. Примадонна села на стул в глубине сцены и начала рассматривать кольцо на пальце правой руки.

Из-за кулис показался высокий, представительный мужчина лет пятидесяти с шевелюрой цвета соль с перцем. Он был одет с элегантным артистическим шиком. Из-под рукавов серого клетчатого пиджака выглядывали белоснежные манжеты с запонками, в вырезе рубашки виднелся шелковый шейный платок.

— В чем дело? — спросил он. — Ира, ты же сказала, что мы не нужны еще полчаса… Ох, простите, Никита Сергеевич, я вас не увидел.

— Поставьте стулья, Анатолий Васильевич, — отозвался Красовский. — Мне нужно несколько минут вашего внимания.

— Момент! — отозвался мужчина.

Он ловко расставил на сцене три стула — для себя, блистательной амазонки и симпатичного мужчины лет тридцати с интеллигентной чеховской бородкой, одетого в джинсовый костюм. Примадонна осталась сидеть на своем месте чуть позади коллег.

— Ну вот, все в сборе, — подытожил Красовский. — У меня есть пара вопросов. Анатолий Васильевич, почему вы до сих пор не были у гримера? Он жалуется, что не может начать работу над муляжом!

Артистически одетый мужчина поерзал на стуле.

— Зайду, — сказал он без энтузиазма.

— Давно пора. Почему раньше не зашли?

Мужчина ощупал гладко выбритые щеки.

— Прошу прощения за подробности, у меня было раздражение на коже. Восковые маски при этом нежелательны.

Амазонка насмешливо фыркнула.

— Анжелка, не смейся, а то побрею! — вполголоса пригрозил мужчина.

— Ради бога! У женщин полно собственных проблем! — откликнулась амазонка.

— Кстати о женщинах, — вклинился Красовский. — Анжела, костюмер говорит, что ты ни разу не была на примерке. В чем дело?

— Я сорок три раза повторила, что у меня аллергия на синтетику! — отрезала амазонка. — Никита Сергеевич, я чесаться начинаю! Зритель обхохочется! Мы оперу ставим или водевиль? Неужели нельзя сшить хитон… или тунику, вечно я их путаю… из натуральной ткани? Или три метра коттона нам не по карману?

Красовский обернулся, отыскал в темном зале сгорбленную фигуру секретаря.

— Стас! Я должен входить в каждую мелочь сам?

Секретарь встал, как пионер из-за парты.

— Никита Сергеевич, у нас же смета…

— Один костюм театр не разорит! Неужели трудно сообразить это самому? Немедленно займись!

— Слушаюсь.

Красовский снова повернулся к артистам.

— Еще замечания? Проблемы? Вопросы? — Он по очереди обвел взглядом сидящих людей. — Ира, у тебя есть какие-нибудь пожелания?

Примадонна ответила сразу, не отрывая взгляда от сверкающего перстня на пальце.

— Меня все устраивает, Никита Сергеевич, спасибо.

Красовский стукнул концом трости по носку ботинок.

— Я хочу познакомить вас с одним человеком. — Он оглянулся в темный зал и позвал: — Вадим Александрович, поднимитесь на сцену, пожалуйста!

Алимов, не ожидавший приглашения, слегка растерялся. Выбрался из ряда и пошел по узкому проходу, на ходу соображая, прилично ли выглядит. Носить костюм Вадим Александрович не любил и чувствовал себя в нем дискомфортно.

Скрипнули расшатанные ступеньки, яркий свет резанул глаза, привыкшие к успокоительной полутьме зала. Алимов остановился рядом с Красовским, чувствуя затылком жар раскаленных софитов, а правой щекой — насмешливый взгляд прекрасной амазонки.