Владислав Вишневский - Кирза и лира

Армия… Армия… Армия!

А к дембелю, в полку вообще стало грустно. Очень грустно!

Генка Иванов опять в отпуске. Теперь у него отец нашёлся. Почему опять? Да потому, что в прошлом году, тоже летом, у него вдруг мать нашлась. Он же у нас с детства детдомовский — ни отца, ни матери. Уехал. Всем полком тогда за него радовались. Съездил Генка — десять суток не считая дороги — вернулся, не опоздал. Довольный. Нам подарки-сувениры привез — хорошо отпраздновали. Тогда, ночью, часа в два, меня разбудил дневальный:

— Товарищ старший сержант, вас срочно в штаб вызывают. Звонили!

— Какой штаб, ты чё, молодой?

— Так точно, товарищ старший сержант, в штаб. Сказали, чтоб бегом!

— А который час?

— Два часа ночи… уже.

— Ааа, два часа! — Доходит до меня, мы ж договаривались, вспоминаю. Сую ноги в сапоги, и, как был в трусах и майке, не умываясь, топаю в штаб. «Молодой» дневальный от удивления выпучив глаза, смотрит на мой внешний вид, пытаясь понять, как это так легко и здорово живется дембелям, если они по вызову в штаб, вот так вот, запросто могут ходить не по форме, не одеваясь, в одних трусах (?!) Вот это лафа, вот это жизнь-малина! Эх, откровенно вздыхает дневальный, дожить бы до такого!

А мы, на кухне, в подсобке, пили «чачу» за Генкино возвращение и ели жареное мясо без гарнира с остро наперчённой приправой, заедали все это виноградом, «дамские пальчики» называется. Не помню, как и до койки меня дотащили, сильно опьянел с непривычки. «Чача» очень уж крепкой оказалась. Теперь вот, Генка снова уехал. На этот раз — отец нашелся. Всем ансамблем, плюс оркестр, за него радовались. Счастливый Генка и в этот раз добился невозможного, пробил себе в Политотделе внеочередной отпуск, уехал знакомиться с отцом — святое дело! Ждём теперь. Дня через два, по нашим подсчетам, если всё нормально, должен уже и вернуться. Ждать устали. Интересно, что на этот раз Генка вкусненького нам привезет, а? Ждём, короче.

А тут и эти ученья — не было печали — подвернулись, с выездом и развёртыванием… Последние, для нас, дембелей.

Правда наши дембеля музыканты, как и другие в ротах, все в полку остались, никто не поехали на учения. Артур загасился со своим эпидермисом, с грибком на обеих ногах. Где-то в душевой, говорит — хитрюга! — подхватил. С гримасой боли на лице ходит сейчас в пляжных тапочках, жутко воняет мазью, демонстрирует всем свои больные ласты: «Грибок, смотрите, падла!» Ну, это у нас случается! Как пить дать. Я по своей учебке очень хорошо эту пакость помню: поганая штука, если запустишь. Валька Филиппов, валторнист-гитарист, остался дежурить по оркестру со справкой-освобождением. Зуб у него удалили — не пожалел. Опухоль, говорит, может получиться, нельзя ехать, потому как температура. Врачи и справку дали, чтоб не застудил.

Я поехал потому, что во-первых, из стариков-музыкантов больше некому, и потому, что на ученьях обязательно нужен сигнальщик. Только потому и торчу сейчас здесь, на этой вышке, а все молодые, наши музыканты, там внизу: И Мишка Кротов, и Фомушкин Венька, и Колька Бодров, и Артак Давтян. Все молодые там. С первой ротой нормативы сдают, с капитаном Коно… Коноваловым. Кстати, ему снова присвоили капитана, во-второй или третий раз. В роте праздник был. О, ещё какой!! А чуть дальше, вижу, отдельно ото всех, в стороне, собрали сверхсрочников со всего полка — и наши музыканты-сверхсрочники там. Сейчас они, выстроившись, строят друг другу глазки… Сверкают круглыми очами противогазов. Месят грязь, парятся, бедолаги, зачёты свои сверхсрочнические сдают. Ничего-ничего, пусть потренируются, им полезно жирок растрясти. Они деньги с пайковыми за службу родине получают, не то что мы, срочники.

— Слышь, тезка, — толкает меня связист, прерывая дремотные наблюдения. — Что-то у нас там случилось! Какое-то ЧП — коновалы засуетились. В автороте, говорят, травма.

— Какая травма? Где? — Поворачиваюсь в ту сторону, ищу глазами. Пока наблюдал за сверхсрочниками, пропустил какой-то важный момент. — Что там? Где?

— Там, — показывает рукой в сторону загорающих в ремонте машин, — слева, которая с разбитой мордой. Видишь, толпа?

— Ну!

— Там, что-то. Погоди… — морщится, прислушиваясь к бормотанию в наушниках. Потом, глядя на меня выпученным, остановившимся взглядом, удивленно подняв брови, качает головой.

— Ну… ну! — тороплю связиста. — Что там, Пашка? С кем? Придавило что ли?

— Сейчас, подожди… О-о! Ни хрена себе! — ошалело вращая глазами, присвистнул связист. — У кого-то, говорят… ранение!.. в грудь! — с ужасом смотрит на меня. — Ранение!