Владислав Вишневский - Кирза и лира

— Вот, падла, девка! Так и сказала? — фыркает Генка.

— Ну. А что она ещё могла сказать? Я ведь два раза её раздевал, и ни разу не смог…

— И что дальше-то, что? Ты, это… действительно, что-ли, этот?.. — Артур вытаращивает глаза.

— Ты что! Какой импотент! — машет руками Валька. — Тьфу, тьфу, тьфу!.. Я от её слов, действительно чуть с ума тогда не сошел, так вначале напугался. А может, думаю, действительно, да? Ночью и днем он стоит себе, хитрый, падла, как палка, а как до дела доходит, он отключается, понимаешь. Почему это? Разволновался, короче… Температура даже поднялась, ну! Надо же что-то делать, думаю! Как-то разобраться надо с этим, правильно? Эксперимент нужно наверное провести на ком не стыдно. Ага, точно! Быстренько, через наших пацанов узнал про девчонок, которые свободно дают любым пацанам, кто хочет. Даже целовать их не надо! Даже без конфет, ага! Пацаны мне подсказали и место, и время, когда они там бывают. Пришел, значит. Это на чердаке. Да, на чердаке, в пыли, две малявки, из класса пятого или шестого, свободно дают пацанам — тренируйся, сколько хочешь! А мне дашь? — спрашиваю одну из них. Пошли, говорит. Отошли вглубь. Она, там, раз, вверх юбку, и вставляй ей, хоть лежа, хоть стоя, хоть раком. Как хочешь, короче. Ну, и… проверил. И так, и этак проверил… Нормально работает член, как часы. Главное, что меня поразило, девки эти, малявки, еб… как кошки. Мне-то ладно, я же просто так, мне же только себя проверить. Но, они-то, еще молодые совсем, и пацанва там, разная мелюзга, целыми полками тренируется.

— Ну, и что?

— Что, что? Полный Шопен! Проверил. Стоит, как часы! И работает, как надо. Я то боялся, что он, как девку почует, так и падает, стервец. Думал, на девках у него какой-то бекар срабатывает. Нет, оказывается, всё нормально, порядок. В тональности! Просто я первый раз, там, перегорел, наверное, а второй раз вообще не успел сообразить, в смысле настроиться, и вот, понимаешь, облом! Был!

— Вот за это обязательно нужно выпить, чуваки. — Предлагает тамада с Сахалина.

— За это надо. — Тут мы единодушны.

— Чуваки, этих бы малявок, да сюда бы сейчас! Да? — мечтательно тянет Генка.

— Нет-нет, тех не надо. — С жаром, отрицательно машет руками Валька. — Я там, на чердаке, от них мандавошек поймал.

— Как?

— Чего?

— Ну, этих, крабиков, мандавошек.

— Ты серьезно?

— Да!

— Во, бля, Вальке повезло! Хорошо потренировался, да, чуваки?

— Какой повезло? Месяц почти боролся! И брил всё, и мазями мазал — ни в какую. Стойкие оказались, падла. Замучился, чуваки, страшно… Уже хотел паяльной лампой опалить всё, к херам. Так уж достало! Хорошо пацаны подсказали — попробуй, говорят, керосином. Керосин и помог. Бррр! Как вспомню!

— Ну, ребята, выпьем, чтоб всегда стоял.

— И, чтоб, не подхватить!..

Сидим в каптерке, которая оркестровая канцелярия, в свете одной дежурной лампочки, в трусах, майках и сапогах на босу ногу, хрустим яблоками и мечтаем о любви. Эх, сейчас бы нам всем на волю… Так уж в эту теплую, летнюю ночь, да и в другие тоже, любить вас хочется — наших милых, желанных, любимых девочек, девок, девушек! — просто спасу нет. А-а-а! О-о-о! У-у-у!.. Сидим, срочники, музыканты одного полка, вот здесь, вне воли, и почти воем от тоски, от желания любить.

Дневального, там, в роте, молодого, уходя строго предупредили, чтоб не терял нас! что мы здесь, в полку! в армии значит! не в самоволке! в каптерке. Чтоб, сразу брякнул, если что…

— А я это, чуваки, когда отбрехался там, в парке от Онищенко, не помню, как и добежал тогда и это…

— А-а! Ну, ну!

— Ну-ка, ну-ка, расскажи, Ара!

— Вот тоже была хохма, чуваки!.. Прибежал… По лестнице чуть не на четвереньках в роту поднялся. Ноги не идут, подгибаются. Все силы, на хрен, на дороге оставил. Почти на карачках вползаю в казарму — язык на плече, еле дышу. Сразу к дневальному: «Где Онищенко?» Тот подскочил, испугался, глаза на лоб от страха, головой машет, мол, нет, откуда? Ну, думаю, слава Богу, нету ещё! Говорю, — держись, парень, сейчас будет. Дежурного только предупреди!» И несусь в койку. Не пойму только, как же так: Онищенко давно уже должен быть здесь. Почему его нет? Ведь он же на машине был! Уехал-то раньше меня? Ладно, думаю. Только успел тенниску снять и в сапог её сунуть — она белая, в цвет портянок — чувствую, всё, времени больше нет, сейчас влетит Онищенко. Прыг, скорее в койку, с головой под одеяло, и замер там. Сплю, значит. А сердце, слышу, бу-бу-бу, бу-бу-бу! — колотится! Да громко так, аж кровать подпрыгивает. Ещё и задыхаюсь там, без воздуха, от духоты. А высунуться-то не могу, дышу-то громко, как паровоз. Ещё и пот льет, заливает. Мокрый весь, как из парной вышел. Лежу в трико и кедах — не успел снять. Замер, как умер. Стараюсь только быстрее дыхание унять. Вдруг — шаги… Потом, разговор… Слышу, ко мне приближаются. Ну, думаю, всё, писец мне, чуваки пришёл! Попался, голубь! Поеду в Хурмули! Расколют меня сейчас…