Онелио Кардосо - Онелио Хорхе Кардосо - Избранные рассказы

Дамасо рассказывал полулежа, не торопясь. Думал, что Роблес отойдет, успокоится. А Роблес как застыл перед рыбой на коленях, с ножом в руках, так и не шелохнулся. Дамасо, еще бы чуть, спросил, что с ним, но Роблес вдруг рванулся к корме, сунул руку под настил и положил перед Дамасо всю снасть.

— Ну, черт линючий, узнаешь?

— Да… вроде мое добро.

— Значит, и рыба твоя, понял? — яростно крикнул Роблес и, откинувшись назад, прижался к борту, выжидая, что теперь скажет этот окаянный Дамасо.

1962.

Она шла позади мужчины, напоминавшего ей отца. Правда, был он сухощав и не такой высокий, как отец, но при ходьбе так же размахнул руками. И сами руки были точь-в-точь как отцовские: испещренные набухшими жилами, привычные к тяжелой работе и потому еще крепкие и мускулистые, хотя лет ее спутнику было немало.

Вечерело, она шла с этим мужчиной на его ранчо. Отныне она будет жить там, станет его женой.

Весь мир Исабелиты, крохотный и неприметный. Как семечко, мог бы уместиться в ее кулачке. Лишь по воскресеньям он простирался чуть дальше канала, у которого располагалось родительское ранчо, — до берега моря. В остальные же дни перед глазами были лишь глухие заросли, мангры, груженные углем плоскодонки, костры, одни и те же люди — с чумазыми от угольной пыли лицами и руками, в прокопченной одежде. И ничего больше. Разве что в начале года в доме появлялся новый календарь с цветной рекламой мыла, которое демонстрировала красивая женщина в купальнике.

Но и теперь мало что изменится в ее жизни. Просто она переедет на два километра поглубже в лес, где стоит дом ее будущего мужа, там и участок, где он выжигает уголь.

Белая цапля с криком пролетела над верхушками мангров. Исабелита подняла голову и, не сбавляя шага, проводила глазами птицу. Перья у нее были белые и чистые, как волосы у отца по воскресеньям. В этот день он выходил на берег канала, наклонялся к воде и намыливал голову, а Исабелита стояла рядом и, смеясь, поливала ему из жестянки. Когда волосы подсыхали, крупная отцовская голова становилась такой же белой, как оперение цапли.

— Буду в Хагуэе, куплю тебе там туфли, — сказал мужчина.

— Хорошо, сеньор, — откликнулась Исабелита.

— Еще краше станешь, вот увидишь.

Они продолжали идти, и, когда поравнялись с ранчо Пепе Лесмеса, толстяк вышел на крыльцо и, как всегда хитро усмехаясь, прокричал:

— Поздравляю, Гальего! За птенчиками, надеюсь, дело не станет?

— Не бойся, не подкачаем.

Значит, нет у него на ранчо птицы, подумала Исабелита. А вот у ее матери было несколько кур и белый петух с ярким пунцовым гребнем. Такой красавец — глаз не оторвать. Держали птицу и на других ранчо, разбросанных среди болот и кустарника. Даже утки кое у кого водились. Ей вспомнилась утка, привезенная из Ленчо: она целыми днями плавала в канале, а желтенькие утята старались не отставать от матери. Однажды отец принес домой целый выводок диких утят. Птенцы жалобно пищали от голода. Исабелита сама их выходила и вырастила. Одна уточка у них потом долго жила, такая была задиристая, никого не боялась. По вечерам она подлетала к отцу и важно прогуливалась у его ног.

— Это платье, что на тебе, — вся твоя одежонка?

— Нет, сеньор, у меня еще одно есть на смену.

Гальего на ходу обернулся и окинул ее быстрым взглядом с головы до ног. На маленький узелок, который показывала ему Исабелита, он даже не посмотрел.

— Надо будет купить тебе новое платье.

Исабелита обрадовалась. Новое платье! А вдруг как у той женщины из календаря? Кстати, красавица частенько появлялась в сопровождении молодого белокурого мужчины с веселыми глазами и сильными, гладкими — без единой жилки — руками. Ах, что за улыбка у него была! А зубы — крепкие, ровные, один к одному. Вместе с красавицей они пили пиво, выставляли напоказ куски мыла, а то просто стояли рядом под огромным тюбиком зубной пасты. В одном из календарей женщина была изображена в голубом платье. Она собирала цветы на лугу. Удивительно, такой большой луг, и ни одного мангра — сплошные цветы. В руке у женщины была большая соломенная шляпа, увитая алой лентой, а в ней — охапки гвоздик и лилий. И на платье тоже были цветы, только вышитые. Наверное, Гальего купит ей такое же, может, даже голубое…

На тропинку выполз земляной краб, и Исабелита в страхе отпрянула. Потом, увидев, что он забавно пятится от нее, угрожающе растопырив клешни, уже была готова рассмеяться, и вдруг Гальего изо всех сил пнул краба ногой. Тот, описав дугу, шлепнулся в канал. Исабелита ничего не сказала и пошла дальше, но краем глаза заметила, как погружается в воду безжизненное тельце краба с обвисшими клешнями.