Онелио Кардосо - Онелио Хорхе Кардосо - Избранные рассказы

Ну, вот и наступила счастливая развязка. Появляется молодой человек, одетый с иголочки, рядом — девушка и старик. Старик показывает чек на полмиллиона, он предназначен для того, кто своим умом и настойчивостью, а также с помощью лимонада выбрался из нищеты и получил руку девушки. Надо сказать, и она сумела добиться своего. Ну и картина, лучше не придумаешь! Разве не так? Если бы еще остаться там, на празднике, и повеселиться вволю, если бы проникнуть сквозь экран! Кто знает? Может, я попал бы прямехонько к тем людям, вот бы здорово! Но в том-то и беда, что все кончается, вы выходите из кино и тут же сталкиваетесь с хромым билетером, этим кровопийцей, он хоть кого заставит купить билет. А потом тысячи неприятностей поджидают вас на улице.

Однако вспомните: я говорил, что очень долго не забываю увиденного. С того самого дня во мне будто что-то перевернулось, вот теперь и придется держать ответ перед лейтенантом, перед тем самым лейтенантом, который до сих пор должен мне за гипсового индейца. Но к делу. Я уже рассказывал, у меня есть невеста, зовут ее Лила. И бывает же так в жизни! Глаза у нее — точь-в-точь как у героини того фильма. Фигура не такая: ведь Лила бедная девушка, вот ей и сделали операцию наспех, но глаза похожи. До сих пор мы скрываем от ее отца нашу любовь, потому что, по словам Лилы, я сразу потеряю работу. Мы стараемся держаться подальше от старика. Иногда нам случается погулять и поглазеть на витрины. Но настроение сразу портится, когда Лила говорит: «Смотри, вот что нам надо купить к свадьбе». Ну, это еще ничего, размолвки наши быстро кончаются. А иногда мне удается только увидеть ее или услышать, как она распевает на кухне, и я счастлив. Так мы и тянем лямку.

Не знаю, сеньоры, какой бес в меня вселился с того проклятого дня, когда я в последний раз вышел из кино; да, я твердо решил ходить в чистом костюме, хотя бы по воскресеньям, и сказал старику, что в эти дни не буду продавать кукол. Ясно, он не очень-то обрадовался. Но так как платил он мне десятую часть с выручки и у меня не было твердой оплаты, ему пришлось согласиться. Только потом все сорвалось: на рождество он наделал столько дедов-морозов, что их хватило бы до скончания века. А самое печальное — все эти бородатые старикашки свалились на мою бедную голову.

Из-за них-то и началась ссора. Он потребовал, чтобы я работал по воскресеньям, — я ни в какую, и мы повздорили. Может, все это потому, что он догадался о нашей с Лилой любви, ведь раньше старик никогда так не кричал и не грозил кулаками. Само собой, я не стал отвечать человеку, который годится мне в отцы, да к тому же еще и плохо видит. Но бывает, что в одну минуту случится больше, чем за целый год. Так и здесь. «Оставь девчонку, пройдоха! Ты родился в грязи!» — заорал старик и швырнул двух только что выкрашенных дедов-морозов прямо в меня, в мою чистую рубашку.

Даже не хочется вспоминать. Теперь-то я понимаю, как все сплелось в один узел: я так боялся испачкаться и так хотел добиться чего-нибудь, а тут мне грозят кулаками, ясное дело — старик прознал о нас с Лилой. Ну, кровь и ударила мне в голову, и я бросился на него. Вот я вижу, как он входит в дом. Голова у него забинтована, за ним — полицейский. Бедняга, мне жаль старика. Я снова смотрю на улицу, — и что же: а, черт, напротив показывают «Колесо счастья». Интересно, какая часть сейчас идет, та, где старик отправляется разыскивать парня, или та, где он дает ему заработанные полмиллиона?

1957.

Тихая жизнь его оборвалась третьего числа этого месяца.

Здесь, где ныне под свежей кладбищенской травой покоятся твои бренные останки, возле памятника героям-пожарным, на котором каждый божий вечер усаживается почирикать стайка придорожных воробьев, присядем и мы, чтобы поведать случайному путнику о четырех днях из твоей жизни, полной грез. И да пребудешь ты в мире, Марио Бенхамин Веларде.

Согласись, Марио, ладно устроен наш знойный городок у подножия горы, весь залитый ярким светом. Река не подчиняется ни строгой дисциплине улиц, ни воле людей, и с площадки на горе видно, как она, извиваясь, врывается в патио Марии Селестины и бежит дальше по камням, точно босоногий мальчишка, минуя дом сеньора алькальда. Затем, обогнув угол церкви, она оставляет капли подаяния старым, зеленым от мха стенам и, наконец, пригнувшись, проскакивает под Крестовым мостом. Но, по правде сказать, Марио, откуда наш городок кажется пригоршней света на ладони, так это с вершины горы. Той самой горы, с которой ты не раз любовался им, глядя, как он золотится под лучами утреннего, дневного или вечернего солнца.