Уильям Теккерей - Английские юмористы XVIII века

{* Он (Джонсон) повторял нам выразительно, нараспев, последние строки "Дунсиады". - Босуэлл.}

И пробил час - и зрим престол свинцовый

Тьмы первозданной, Хаоса седого;

Воображенья зыбкий, пестрый лик

Пред ним теряет свет и краски вмиг;

Ум огненные вспышки мечет тщетно

Как метеор, умрут они бесследно;

Как под рукой Медеи колдовской

Редеет звезд изнеможденных строй,

Как очи Аргуса от чар Гермеса

Одолевает сонная завеса

Так, мощь его не в силах превозмочь,

Искусства гибнут, и приходит ночь.

Укрылась Истина в глухой пещере,

Над нею встали горы суеверий;

И Философия с небес ушла

И на земле в бессилье умерла;

Религия свой огнь святой задула

И Нравственность из чрева изрыгнула;

Народ в дому и на людях убог,

Без светоча и человек, и Бог.

О Хаос, ты владеешь миром снова!

Свет гаснет от крушительного слова;

Ты повелел - и занавес упал,

И мрак всеобщий все запеленал *.

{* "Мистер Лэнгтон говорил мне, что однажды он сказал Джонсону (почерпнув эти сведения у Спенса), что сам Поп восхищался этими строчками до такой степени, что, когда повторял их, голос его дрожал. "Неудивительно, сказал Джонсон, - ведь это великолепные строки". - Дж. Босуэлл-младший.}

В этих удивительных строках Поп, мне кажется, достигает самой большой высоты, на какую когда-либо поднималось его возвышенное мастерство, и становится равным лучшим поэтам всех времен. Это ярчайший накал, возвышеннейшее утверждение правды, щедрейшая мудрость, выраженная самыми благородными поэтическими средствами и высказанная самым точным, великолепным и гармоничным языком. Это говорит сама беззаветная смелость: перед нами блестящее провозглашение праведного гнева и войны. Это брошенная перчатка, серебряная труба, посылающая вызов лжи, тирании, обману, тупости, невежеству. Это сама Правда, это борец, блистательный и бестрепетный, встречающий всемирного тирана с легионами рабов за спиной. Это поразительный и победоносный поединок в той великой битве, которая длится с тех самых пор, как существует человеческое общество.

Говоря об истинном мастерстве, нечего и пытаться показать, в чем оно, собственно, заключается, - такие попытки всегда заведомо тщетны; можно лишь показать, чему оно подобно и какие чувства рождает в душе того, кто его воспринимает. И говоря о блестящем пути Попа, я вынужден приводить примеры отваги и величия других людей и сравнивать его с теми, кто одержал победу в настоящей войне. Я думаю о ранних произведениях Попа, как о деяниях молодого Бонапарта или молодого Нельсона. В их личной жизни вы найдете недостатки и низменные поступки, которые ничем не лучше пороков и безрассудств самых низменных людей. Но в великие минуты величие души прорывается наружу во всем блеске и торжествует безраздельно. Думая о блеске побед молодого Попа, о его достоинствах, которые не имеют себе равных, как и его слава, я приветствую и превозношу торжествующий гений и отдаю должное перу Героя.

Лекция пятая

Хогарт, Смоллет и Фильдинг

Мне кажется, что доколе существует литература и писатели стремятся заинтересовать своего читателя, в их романах всегда будет добродетельный и смелый герой, противопоставленный ему порочный злодей и красивая девушка, в которую герой влюбляется; храбрость и добродетель покоряют красоту, а порок, торжествуя, казалось бы, поначалу, неизменно терпит поражение в итоге, когда справедливое возмездие настигает его, а честные люди получают вознаграждение. Пожалуй, не найти ни одной действительно популярной книги без этого простого сюжета: чистая сатира адресована к читателям и мыслящим людям совсем иного рода, чем те простые души, которые смеются и плачут над романом. Мне кажется, например, что лишь очень немногим женщинам может действительно понравиться "Гулливер" и (не говоря уже о грубости и необычности нравов) доставить удовольствие удивительная сатира в "Джонатане Уайлде". В этой странной апологии автор делает своим героем величайшего негодяя, труса, предателя, тирана, лицемера, какого только его ум и опыт, немалые в этой области, позволяют ему выдумать и изобразить, он следует за этим героем через все превратности его жизни с ухмыляющейся почтительностью и странным насмешливым уважением, и не покидает его, пока тот не оказывается на виселице, после чего сатирик отвешивает негодяю низкий поклон и желает ему всего доброго.

Хогарт достиг огромной популярности и славы не с помощью сатиры подобного рода, не посредством презрения и пренебрежения *. Его манера очень проста **, он рассказывает нехитрые притчи, стремясь увлечь простые сердца и пробудить в них радость, или жалость, или опасение и страх. Многие его вещи написаны так же легко, как "Крошка-Две-Туфельки"; мораль, что Томми был непослушным мальчиком и учитель его высек, а Джеки был послушный и в награду получил пирожок, пронизывает все, что создал этот скромный и прославленный английский моралист; и если мораль в конце басни написана слишком крупными буквами, то мы, памятуя, сколь просты были и ученики и учителя, не должны отказывать им в снисходительности из-за того, что они такие простодушные и честные. "Доктор Гаррисон часто повторял, - пишет Фильдинг в "Амелии" о благожелательном богослове и философе, который представляет в романе доброе начало, - что ни один человек не может опуститься ниже себя, совершая любой поступок, который помогает защитить невиновного или вздернуть _негодяя на виселице_". Как видите, моралисты того века не знали угрызений совести; в них не пробудилось скептическое отношение к теории наказания, и они считали повешение вора назидательным зрелищем. Мастера посылали своих подмастерьев, отцы вели детей поглазеть, как будут вздергивать Джека Шеппарда или Джонатана Уайлда, и именно твердолобых сторонников этого морального закона изображали Фильдинг и Хогарт. В "Карьере мота", если не считать сцены в сумасшедшем доме, где девушка, которую он погубил, все еще заботится о нем и оплакивает его, утратившего рассудок, даже искра жалости к изображаемым им мошенникам никогда не мелькнет в душе честного Хогарта. Нет и тени сомнения в сердце этого веселого Дракона.