Уильям Теккерей - Четыре Георга

Днесь Леветт спит в земле сырой,

О нем скорби, о нем жалей!

Открытый, искренний, простой,

Друг всем, кто не знавал друзей.

В тьму нищеты спускался он

И там участлив был всегда,

Где раздавался горя стон

И чахла жалкая нужда.

Кто слышал от него отказ?

Вовек гордыней не ведом,

Он не был празден хоть бы час

И ежедневным жил трудом.

Достоинствами знаменит,

Все до конца он доводил

И - сам Предвечный подтвердит

Талант свой в землю не зарыл.

Чье же имя сияет сейчас ослепительнее: владетельного герцога Куинсберри, острослова Селвина или бедного врача Леветта?

Я считаю Джонсона (и да простятся Босуэллу прегрешения за то, что он сохранил нам его нетленным) столпом монархии и церкви в XVIII столетии более надежным, чем все епископы, чем Питты, Норты и даже сам великий Берк. К Джонсону прислушивалась нация, своим огромным авторитетом он усмирял ее порывы к неповиновению и отвращал ее совесть от безбожия. Когда с ним побеседовал Георг III и благоприятное мнение великого писателя о монархе стало известно в народе, вокруг трона сплотились целые поколения англичан. Джонсону поклонялись как оракулу, и суд этого оракула был произнесен в пользу церкви и короля. А как человечен был этот великий старец! Сам большой ценитель всех простых и честных удовольствий, он был непримирим к греху, но сострадателен к грешникам. "Ах так, ребята, вы затеяли поразвлечься? восклицает он, когда Тофем Боклерк приходит к нему в полночь и поднимает с постели. - Стойте; и я с вами!" И он вскакивает, напяливает свое простое старое платье и бредет вслед за молодежью через Ковент-Гарден. Когда он посещал театр Гаррика и имел свободный доступ за кулисы, "все актрисы, - как он пишет, - знали меня и делали мне реверанс, выходя на подмостки". Трогательная картина, не правда ли? На мой взгляд, очень трогательная: веселая, неразумная молодость, снисходительно созерцаемая чистым, ласковым взором мудрости.

Георг III со своей королевой жил в элегантном, но по-своему скромном доме, расположенном в том самом месте, где теперь красуется безобразная хаотическая постройка, под которой ныне покоится прах его внучки. Королева-мать обитала в Карлтон-Хаусе; на современных гравюрах к нему неизменно примыкает великолепнейший, райский сад - аккуратные лужайки, зеленые аркады, аллеи классических статуй. Всеми этими красотами она наслаждалась вместе с лордом Бьютом, который имел утонченные классические вкусы, и вкушала отдых, а порой и чай в обществе этого просвещенного вельможи. Бьюта в Англии ненавидели так, как, пожалуй, мало кого еще за всю английскую историю. Кто только его не поносил - и злобный хитроумец Уилкс, и убийственно ядовитый Черчилль, и улюлюкающие толпы, сжигавшие на тысяче костров сапог, его эмблему, - эти ненавидели его за то, что он фаворит и шотландец, звали его "Мортимер" и "Лотарио", и уж не знаю, какими еще именами, и обвиняли во всех смертных грехах его царственную любовницу строгую, костлявую, благовоспитанную пожилую даму, которая, право же, была ничем не хуже своих ближних. Всеобщему предубеждению против нее немало способствовал своим недоброжелательством Чатем. Он выступил в палате общин с филиппикой против "тайной силы, более могущественной, нежели самый трон, которая вредит и вставляет палки в колеса всякому правительству". Эту речь подхватили яростные памфлеты. На всех стенах в городе, как рассказывает Уолпол, появились надписи: "Под суд королеву-мать!" А что она такого сделала? Что сделал принц Уэльский Фредерик, отец Георга, что его терпеть не мог Георг II, а Георг III никогда не произносил его имени? Не будем искать камней, дабы бросить на его забытую могилу, - просто присоединимся к посвященной ему современной эпитафии:

Здесь покоится Фред.

Он отправился на тот свет.

Помри его отец,

Сказал бы я: "Наконец!"

Помри его брат,

Всяк был бы рад,

Помри его сестра,

Сказали б: "Давно пора!"

А если б сгинул весь их род,

То-то ликовал бы народ!

Но поскольку один лишь Фред

Отправился на тот свет,

Больше об этом и речи нет.

Вдова его с восемью детьми у подола почла разумным примириться с королем и сумела завоевать доверие и расположение старика монарха. Женщина умная, с твердым, властным характером, она воспитывала детей по своему собственному усмотрению; старшего сына она считала недалеким и послушным, держала его в скудости и в строгой узде, - у нее были весьма странные взгляды и предубеждения. Однажды, когда его родной дядя, могучий Камберленд, взял в руки саблю и обнажил ее, желая позабавить мальчика, тот побледнел и отпрянул. Камберленд был неприятно поражен: "Что же это ему про меня нарассказали?"