Уильям Теккерей - Кэтрин

Нам известно из упомянутого уже источника, что Хэйс не остался на всю жизнь только плотником и не похоронил себя в сельской глуши; уступая, должно быть, настояниям неугомонной миссис Кэтрин, он решил попытать счастья в столице, где, преуспев в означенных попытках, во благовременье и окончил свои дни. Лондонское местожительство его не раз менялось: то это была Тоттенхем-Корт-роуд, то Сент-Джайлс, то Оксфорд-роуд. В одном месте он держал зеленную лавку и торговал углем вразнос, в другом плотничал, мастерил гробы и ссужал под заклад деньги тем, кто в них нуждался; последнего человеколюбивого промысла он не оставил и тогда, когда купил дом на Оксфорд-роуд - то есть Оксфордовской, иначе Тайбернской, дороге и стал пускать жильцов за плату.

Как закладчик, привыкший вести дело на широкую ногу, он, разумеется, никогда не вникал в родословную тех предметов утвари, штук сукна, шпаг, часов, париков, серебряных пряжек и тому подобного, что друзья отдавали ему на сохранение; но, как видно, сумел заслужить у друзей доверие и был весьма популярен среди людей того типа, который отнюдь не отошел в прошлое, а живет и вызывает восхищение даже в наши дни. Приятно думать, что, быть может, сам храбрый Дик Тершит любезничал с миссис Кэтрин в комнате за ссудной лавкой, а благородный Джек Шеппард отпускал там порой свои шуточки или единым духом выпивал пинту рома. И кто знает, не случалось ли Макхиту и Полю Клиффорду сходиться за обеденным столом мистера Хэйса? Но к чему тратить время на раздумья о том, что лишь могло быть? К чему отвлекаться от действительности ради игры воображения и тревожить священный прах мертвецов в их почетных могилах? Не знаю, право; и все же, когда мне случается быть вблизи Камберленд-гейт, я не могу не вздохнуть при мысли о доблестных мужах, некогда проходивших по этой дороге. Служители божьи участвовали в их триумфальном шествии; отряды копьеносцев в полном блеске шли по сторонам. И подобно тому, как некогда раб, шагавший перед колесницей римлян-завоевателей, возглашал: "Memento mori!" {Помни о смерти! (лат.).} так перед британским воином ехал гробовщик со своим изделием, напоминая, что и он смертен! Запомни это место, читатель! Лет сто назад Альбион-стрит (там, где веселья дух царил, Милета порожденье) - Альбион-стрит представлял собой пустыню; Эджуэр-роуд, или Эджуэрская дорога, и впрямь была проезжей дорогой, и дребезжащие повозки тянулись по ней между двумя рядами благоухающих кустов боярышника. На Нэтфорд-Плейс посвистывал, идя за плугом, пахарь; в зеленой глуши Соверен-стрит паслись мычащие стада. А здесь, среди зеленых просторов, овеянных чистым воздухом полей, - здесь, во времена, когда еще и омнибусов не знали, был Тайберн; ы на дороге, ведущей к Тайберну, так сказать, с приятным видом на будущее, стоял в 1725 году дом мистера Джона Хэйса.

В одно прекрасное утро 1725 года, часу в одиннадцатом, в столовой этого дома сошлись миссис Хэйс в нарядной шляпке и плаще с капюшоном, мистер Хэйс, сопровождавший ее на прогулку, что случалось не часто, и миссис Спрингэтт, жилица, за известную плату пользовавшаяся привилегией разделять с миссис Хэйс ее трапезы и досуги; все они только что вернулись из Бэйсуотера, куда ходили пешком, разрумянились и весело улыбались. А по Оксфордской дороге все еще шли тысячные толпы принарядившихся, оживленных людей, которые были куда больше похожи на прихожан, расходящихся после воскресной проповеди, чем на недавних зрителей той церемонии, что происходила в это утро в Тайберне.

Дело в том, что они ходили смотреть, как вешают осужденных, - дешевое развлечение, в котором никогда не отказывало себе семейство Хэйс, - и теперь спешили позавтракать, нагуляв хороший аппетит, чему еще способствовало испытанное возбуждение. Помню, в бытность мою служителем в Кембридже я не раз замечал, как жадно набрасываются на еду молодые студенты после такой же утренней прогулки.

Итак, миссис Кэтрин, нарядная, пухленькая, розовая, хорошенькая, - ей в ту пору было года тридцать три или тридцать четыре, а это, согласитесь, друзья, лучший возраст для женщины, - воротясь с прогулки, впорхнула весело в комнату за лавкой, окна которой выходили на уютный двор или, точнее, садик, залитый утренним солнцем; посреди комнаты стоял стол, накрытый белой скатертью, на которой красиво выделялись серебряные кубки и серебряные же ножи, все с разными вензелями и узорами, а за столом сидел внушительного вида старый джентльмен и читал внушительного вида старую книгу.