Уильям Теккерей - Записки Барри Линдона, эсквайра, писанные им самим

За всеми метаниями ее высочества зорко, хоть и неприметно, следил ее супруг, принц Виктор; наведавшись к своему августейшему родителю, он строго предупредил его, что если его высочество (мой герцог) осмелится оказать содействие принцессе в ее попытках освободить Маньи, он, принц Виктор, открыто предъявит ей и ее любовнику обвинение в государственной измене и, воззвав к ландтагу, примет меры к низведению отца с престола, как неспособного к управлению. После этого мы, разумеется, ничего уже не могли сделать, и Маньи был предоставлен своей участи.

Как вы уже знаете, она решилась внезапно. Министр полиции Гельдерн, начальник конницы Хенгст и полковник личной гвардии принца явились к Маньи в тюрьму спустя два дня после того, как генерал оставил ему отравленный кубок, - у осужденного не хватило мужества его испить. Гельдерн пригрозил, что, если он не воспользуется этой возможностью уйти из жизни, к нему безотлагательно будут применены насильственные меры: в тюремном дворе стоит отряд гренадеров, который только ждет приказа его прикончить. Объятый животным страхом, Маньи с воплями бросился к ногам своих палачей и стал униженно ползать от одного к другому; наконец, отчаявшись тронуть их сердца, он выпил отравленное питье и через несколько минут испустил дух. Так бесславно погиб этот бедный молодой человек.

Два дня спустя в "Придворных известиях" появилось извещение о его смерти; в нем говорилось, что мосье М., замешанный в покушении на жизнь еврея-банкира, не снес угрызений совести и покончил с собой в тюрьме, выпив яду! Далее следовало обращение к молодым людям герцогства, призывавшее их бежать греховного соблазна игры, ибо это она явилась причиной гибели молодого человека и обрушила непоправимое горе на седую голову одного из благороднейших и достойнейших герцогских слуг.

Хоронили Маньи с подобающей скромностью, за гробом следовал старый генерал. После похорон к подъезду генерала подкатила карета с обоими герцогами. Перебывали у него и все первые сановники двора. На следующий день он, как обычно, участвовал в параде на Арсенальной площади, и герцог Виктор, инспектировавший арсенал, вышел оттуда, опираясь на руку храброго старого воина. Принц всячески подчеркивал свое уважение к старику; он не преминул в который уже раз - поведать своим офицерам историю о том, как в деле при Росбахе, в коем X-ский контингент сражался вместе с войсками злополучного Субиза, генерал, бросившись между ним и французским драгуном, не только принял на себя удар, предназначенный его господину, но и убил негодяя, и герцог напомнил фамильный девиз генерала: "Magny sans tache" {Незапятнанный Маньи (франц.).}, добавив, что именно таким и показал себя его храбрый друг и боевой наставник. Эта речь произвела впечатление на всех, кроме самого генерала, он только поклонился и промолчал. Однако слышали, как на обратном пути он бормотал: "Magny sans tache, Magny sans tache". В ту ночь его разбил паралич, от которого он оправился лишь отчасти.

До этих пор от принцессы удавалось скрыть известие о смерти Максима. Был даже отпечатан предназначенный для нее номер газеты без сообщения о его самоубийстве. Однако спустя несколько дней, уж не знаю каким образом, до нее дошла трагическая весть. Услышав ее, принцесса, как рассказывали приближенные дамы, страшно вскрикнула и замертво упала на землю. А придя в себя, села на полу и стала бредить, как безумная, пока ее не отнесли на кровать и не позвали врача. Долго лежала она в нервной горячке. Принц регулярно посылал справляться о ее здоровье; судя по тому, что он повелел приготовить и заново обставить свой замок Шлангенфельз, можно было предположить, что он намерен заточить ее, как это сделали в свое время с несчастной сестрой его британского величества в Целле.

Принцесса не раз посылала к его высочеству, требуя свидания, на что он неизменно отвечал отказом, обещая встретиться с ее высочеством, когда позволит ее здоровье. В ответ на одно из неистовых посланий принцессы он послал ей в конверте изумруд - символ, в котором сплелась вся эта темная интрига.

Принцесса совсем обезумела; она клялась своим дамам, что единый локон ненаглядного Максима ей дороже, чем все драгоценности мира; требовала свою карету, клянясь, что поедет приложиться к его могиле; раструбила всем про его невиновность и призывала небесную кару и месть своих родичей на голову убийцы. Услышав про эти речи (его высочеству, разумеется, обо всем докладывали), принц, говорят, уставил на доказчика один из своих убийственных взоров (я помню их и посейчас) и сказал: "Этому надо положить конец".