Бердыназар Худайназаров - Люди песков (сборник)

Почему она умерла? Ведь не одни мы получили в те дни извещение. И как мы теперь будем без нее? Когда мама умерла, мы узнали, что ей было только сорок шесть лет. А раньше я думал, что мама уже старая. Вернее, я об этом просто не думал, мне казалось, что мама была всегда и всегда будет.

Когда у покойной остаются маленькие дети, им можно сказать, что мать ушла на базар, что она вернется. Дети верят. А мы с Джаннет знали, что мама не вернется, что мы никогда ее не увидим. Только ночью, вернее, под утро, когда за кибиткой начинала греметь посуда, нам с Джаннет казалось сквозь сон, что это мама готовит завтрак. И мы сладко дремали.

— Вставайте, ребятки! — раздавался над нами ласковый голос соседки. Нет, это не мама, она никогда не называла нас «ребятками». Начинался новый день, еще один день без мамы.

В Учоюке живут разные люди, есть и добрые, и не очень, но я точно знаю: когда умерла мама, нашему горю сочувствовали все. Одной из первых пришла с колодца Ганлы Гыджа. Я не видал ее с тех пор, как она обругала меня в своей кибитке. «Крепись, Еллы, — сказала она, — сейчас в каждой семье беда». Почему-то меня очень тронули эти слова, может быть, потому, что их сказала злая Гыджа.

На поминках она вела себя так, словно была нашей старшей сестрой, хозяйкой кибитки, и это ее обязанность — как положено справить весь обряд; она хлопотала без отдыха: варила, мыла посуду, прислуживала гостям. Когда понадобилось вырыть яму для большого казана, Гыджа молча взялась за лопату. Женщины стали в сторонке, с тревогой поглядывая то на Гыджу, сильными взмахами отбрасывавшую в сторону песок, то на Анкара-ага, спокойно наблюдавшего за ней. Наконец какая-то старуха не выдержала:

— Анкар-бай! Чего же вы смотрите! Разве это женское дело — под очаг землю копать! Такое бог не примет!

— Ничего, старая, примет, — отозвался Анкар-ага. — Если от чистого сердца — примет.

Старуха бросила на Анкара-ага негодующий взгляд и, поплевав себе за ворот, отошла.

В тот день, на поминках, я услышал такой разговор между стариками.

— Вот, Анкар-ага, любопытно получается, — поставив на скатерть пустую пиалу, начал завфермой. — Почему умерших всегда хвалят? Я не про покойницу — она и впрямь святая была женщина. А вот, положим, жил на свете человек, неважный человек. И умер. Живому ему боялись сказать о его недостатках. Зачем же после смерти-то правду таить?

— Правду таить не надо. Только трудно бывает определить, кто хорош, а кто плох. Вот ты сам как считаешь: хороший ты человек?

— Я? — Поллык-ага растерялся. — Был бы плохой, не выдвинули бы на ответственную работу.

— А по-моему, на ответственной работе ты как раз хуже стал. В чабанах ходил скромный, веселый, а теперь только и слышно: «ответственные работники», «мы руководители», «я член правления»… Очки вот стал носить для фасона. За часами то и дело в карман лазишь, а время по ним узнать не можешь.

Поллык-ага покраснел.

— Ты не имеешь права… такие слова человеку на государственной работе… Дались вам мои часы! Издеваться над человеком. Лучше б с должности сняли!..

— Да что это ты, Поллык? — вмешался один из стариков. — Разобиделся, словно дитя малое!

— Ну уж нет! — засмеялся другой. — Был малым, пока отары гонял, теперь рукой не достанешь!

— Да, — притворно вздохнул первый старик, — губят людей должности. Уйти бы тебе, Поллык, от греха. Обратно в пески.

— Должность мне дал председатель! — выкрикнул Поллык-ага. Ему вдруг показалось, что и вправду могут прогнать.

Анкар-ага решил прекратить спор и многозначительно кашлянул. Все тотчас умолкли. Потом один из стариков упомянул о предстоящем переселении, и к Поллыку-ага с его высоким постом интерес иссяк. Кто-то сказал, что переселять будут сразу после возвращения с кочевий. Другой добавил, что будет собрание. Учоюк объединят с Кизылтакыром и так, одним колхозом, будут переселять.

Слухи ходили разные, их горячо обсуждали, по все-таки оставалась надежда, что это только слухи. И лишь когда стало известно, что Санджар Политик выехал на Амударью — смотреть новые земли, — поняли: переселение неизбежно.

В один из летних дней всем жителям Учоюка приказано было явиться на площадь, имея при себе лопату. Женщинам взять серпы. Об этом приказе Довлиханова сообщили активисты, пройдя на рассвете по кибиткам.

Когда люди собрались на площади, из конторы вышел председатель.

— Мужчины в одну сторону! — по-военному скомандовал он. — Женщины — в другую! Задача такая: между нашим селом и райцентром пять километров. Три километра — такыр. Один километр до такыра, один после такыра — пески. Надо построить дорогу, такую, чтоб прошли грузовые машины. Разровнять песок, застелить травой, ветками. Понятно?