Фэй Уэлдон - Подруги

— Я буду петь на концерте для солдат, — объявляет Эстер, восстав наконец в ответ на мужнины несправедливые придирки. До замужества Эстер мечтала стать оперной певицей. Эдвин приходит в ужас.

— Ты сделаешь из себя посмешище, — говорит он. — И из меня тоже.

Но Эстер упирается, и Эдвин пытается уговорить устроителей концерта, чтобы ее выступление отменили. Устроители не согласны, и Эстер выходит петь. Стоит перед залом, битком набитым мужчинами, — немолодая, со своими красными, натруженными руками и утраченными чаяниями, и поет — что бы вы думали? — Брехтову балладу «А что получила жена солдата?»:

Голос у нее чистый, сильный, молодой, исполнение безошибочное и уверенное. Она кончает петь, и наступает тишина. Потом — рукоплесканья, им нет конца. Видно, что она довольна таким приемом, но не удивлена. Она отказывается петь на бис.

— Достаточно, — говорит она. — Мне и этого хватит на всю жизнь.

Должно хватить, выбора нет.

— Бывает, — говорит Хлое Гвинет, — что не блестит — а все же золото. Не часто, но бывает. — И на сей раз Хлое чудится в ее словах чистая правда.

Эдвин не слышит, как поет жена, не становится свидетелем ее триумфа. Часа за два до ее выступления он смещает себе позвонок, ложится в постель, а после так мучается от боли, что не слушает, когда ему хотят рассказать про то, как все это было.

— Я знаю, в чем беда, — говорит Марджори, когда они ждут кофе, — и твоя, и моя. Это все плакат «Оставайтесь на местах». Он врезался нам в сознание намертво.

Ах да. Плакат «Оставайтесь на местах» на доске объявлений — в церкви, в трактире, в школе, в «Женском институте» [15] Организация, объединяющая женщин, которые живут в сельской местности. , на станции, рядом с рецептами морковных коржиков и картофельной запеканки с треской, рекомендованными Министерством питания.

ЧТО Я ДОЛЖЕН ДЕЛАТЬ,

если услышу, что на британских берегах высадились немцы? Оставаться на месте. Сказать себе: этим займутся наши парни. Где бы я ни был — на работе или дома, — я не скажу: «Надо удирать отсюда», я не тронусь с места.

— Я не трогаюсь с места на работе, ты — дома, — говорит Марджори. — Ай да пай-девочки мы с тобой.

Чик, чик, чик, стрекочут ножницы продавца, отстригая талоны у карточек. Маленькие пачечки маргарина, совсем малюсенькие — масла, квадратики сыра переходят из рук в руки через прилавок. Дынный джем, молочный порошок. Вот и все на эту неделю. Залистанные, растрепанные книжечки продовольственных карточек. Удостоверения личности — предмет гордости для мелюзги. Так значит, вот кто я такой! Число самоубийств резко сокращается. Уровень здоровья подскакивает вверх. Когда негде взять жареную картошку, поневоле жуешь морковь. Дети военного времени вымахивают вверх, на дюйм обгоняя довоенных. Час твоего торжества, Великобритания!

В автобусах полно женщин в косынках, повязанных тюрбаном, это работницы с военного завода едут к началу смены. У хозяйки кондитерской убит на фронте сын. Брат пекаря возвращается безногим. Садовник, который когда-то помогал Эстер ухаживать за цветочными бордюрами, пропал без вести. Молодые ребята с аэродрома, завсегдатаи «Розы и короны», веселые, шумные, красивые, не появляются в трактире в привычный час. Их места занимают другие, точно так же облокачиваются на стойку, толкутся, спрашивают себе ту же выпивку. Как отличить, где те, где эти.

По ночам Гвинет изредка плачет. О чем? Хлоя не знает. О себе, может быть, или о том, что делается на свете. Утром она снова подтянута, расторопна. Делает с Хлоей по радио утреннюю зарядку, хотя в комнатенке негде повернуться. Хлоя, размахивая руками, попадает по стене и ломает себе мизинец. Что же — война. Лишения, которые ты терпишь, больше не на твоей совести.

Милях в полутора от деревни сбивают немецкий бомбардировщик. Обугленные останки, самолетные и человеческие, оцепляют. Через неделю Марджори натыкается в какой-то канаве на оторванную человеческую руку в форменном рукаве.

Всегда — Марджори.

— Плакат тут ни при чем, — говорит Хлоя. — Я люблю мужа.