Арман Лану - Майор Ватрен

— Ты полагаешь…

— Э, да у тебя жар сильнее, чем я думал. Ты ведь сам сообщил нам о том, что мы в окружении. Или ты забыл об этом? Утрата памяти на почве высокой температуры. Ты нашел выход в забывчивости! Банальный выход из положения. На, возьми сигарету. Что делает Старик?

— Сидит на одном месте и перечитывает приказ Вейгана.

Устремившись одним глазом на синюю линию Арденнских гор, а другим — на Дюнкерк. Или на Гавр. Или на Бордо! На что он надеется? На то, что солдаты камешками заставят отступить немецкие танки?

— Не знаю, на что он надеется, — ответил Субейрак, — но я бы не хотел быть на его месте.

После долгой паузы Эль-Медико задумчиво произнес:

— Так или иначе, тебе придется когда-нибудь это сделать.

Субейрак не понял, о чем говорил врач. Утомление притупило в нем и ум, и остроту реакции. Он решил поспать. Эль-Медико язвительно добавил:

— А главное не забывай: душевный мир держится на волоске.

Когда Субейрак проснулся, майор по-прежнему сидел под деревом, где помещался КП. Перед ним стояли два солдата. Очертания их были неясны — тени, потерявшие своих хозяев. Это явились связные из полка. Они доставили майору Ватрену запоздавший на несколько часов приказ об отступлении.

Пока изучили маршрут, предупредили ротных командиров и остатки взводов, пока собрали батальонное имущество и оповестили всех офицеров, разбросанных на новых позициях, было уже два часа утра. В непроглядной тьме, входили и выходили из леса группы вооруженных людей, они вполголоса переругивались и громыхали фляжками. Солдаты, как в притче о слепых, плелись один за другим по следам разведчиков, которые пытались разглядеть чуть мерцающие стрелки компасов. Солдаты шли за унтер-офицерами, держа карабины наготове и ежеминутно ожидая столкновения с немецким патрулем. Приходилось их удерживать от стрельбы по каждому шевелящемуся предмету. А вокруг все шевелилось! Немецкие разведывательные самолеты пускали красные и белые осветительные ракеты, распространявшие в воздухе колеблющиеся лучи. Другие ракеты светили с земли.

Остатки бравого батальона шагали в зловещей ночной темноте, делая от силы полтора километра в час. Каждый раз, когда новая группа проходила перед Веселым лесом, Субейрак расспрашивал людей, из какой они части. Тут были не только подразделения из батальона майора Экема, но также и отдельные, отставшие от своих, солдаты десятой дивизии, и саперы инженерных войск, которые так неумело взорвали ретельский мост, что по нему весь день шли вражеские танки. В этой фантастической и лихорадочной неразберихе Франсуа столкнулся со взводом пулеметчиков.

— Где Пофиле? — спросил он. — Он сзади?

— Нет, он спереди, — ответил один из солдат.

— Да нет же, господин лейтенант, Пофиле убит.

Так майор Ватрен и Субейрак узнали о смерти Пофиле, чья веселость стала только притворством после ночи в Вольмеранже; должно быть, он потерял уверенность в том, что немцы, сняв с него сало, оставят ему шкуру.

Он погиб, ведя огонь из пулемета. Пуля попала ему в голову. Он не мучился. Солдаты закопали его там же на месте.

Младший лейтенант Пофиле погиб за Францию, и за нее же погиб человек в Вольмеранже. Круг замкнулся.

По мере того, как проходили солдаты, потери становились отчетливее, катастрофа очевиднее. Не со всеми взводами удавалось связаться. Выяснилось, что первая рота полностью окружена. Третья еще не появлялась. А рассвет приближался. Что будет при такой неразберихе со взводом Франсуа? На заре, когда третья рота двинулась в направлении Мениль-Аннель, вспыхнул ожесточенный заградительный огонь немецких автоматов. КП покинул Веселый лес. Перепрыгивая из одного кювета в другой, двум взводам удалось пересечь дорогу Бьерм — Жюнивиль (ту самую дорогу, на которой Франсуа видел вчера немецкую моторизованную колонну), но выстрелы стали точно попадать в цель, и два других взвода остались на месте, словно пригвожденные.

Так Франсуа удалось разыскать два отделения своих зебр — отделение Бодуэна и отделение капрала Луше. Солдаты Шеваля не смогли уйти с острова. Зебры больше не расставались с Франсуа. Старшего сержанта Бушё ранило в руку около пяти часов дня.

— Он нес свою руку, как горшок с геранью, господин лейтенант!

Старший сержант пробежал с громкими воплями. Субейрак представил себе, как он, обезумев от страха, бежит, ничего не разбирая, и держит руку, как цветок. Лейтенант и сержант Бодуэн встретились взглядом и тут же оба отвели глаза. Они поняли, какая мысль возникла у обоих по поводу ранения сержанта Бушё.