Сурат - Автопортрет с отрезанной головой или 60 патологических телег

“Знаешь, — сказал покойник, — ты мог бы не объяснять мне все это, а только спросить, не читал ли я книжку братьев Стругацких „За миллиард лет до конца света“ и не помню ли я, в чем суть понятия „гомеостатическое мироздание“. Я бы ответил, что читал и помню, что…”

Нет, ну вы видели засранца? Как вам это нравится — мог бы не объяснять?! А что я, черт возьми, тогда буду писать? Хатха-ежик спросил, покойник ответил. Хатха-ежик возразил, покойник извинился. Они жили долго и счастливо и умерли в один день. Ни хрена подобного.

“…и я бы сказал еще, — продолжал покойник, — что уже думал об этом и что все уже решил. Окончательно и бесповоротно. Я хочу заниматься практикой, хочу, чтобы это происходило под твоим руководством. Хочу, чтобы это было примерно по той же схеме, которую ты упомянул — закрытая группа на несколько суток, расписание, сидение, питание и все такое”

“Если ты решил, — сказал хатха-ежик, — тогда все хорошо”

И тут в дверь позвонили. Покойник сорвался с места, но хатха-ежик остановил его — сиди, я сам — и пошел открывать. Он не дошел, дверь с треском…

…гда покойник выписался из больницы, хатха-ежика уже трое суток как выпустили — ему дали два года условно с подпиской о невыезде. Он похудел еще больше, под бесцветными глазами у него чернели непонятные круги, но он был гораздо бодрее и веселее, нежели обычно, Инесса даже испугалась и решила малость повременить с расспросами. Хатха-ежик с искренним любопытством осмотрел покойницкий гипс, постучал по нему кулачком и спросил, нет ли там бриллиантов? Покойник ответил, что, скорее всего, нет, и тогда хатха-ежик повеселел еще больше и спросил — ну, так как, будем делать практику или нет? Покойник задумался. А кто бы на его месте не задумался? Если бы с вами произошло то же самое, вы бы решили гнуть свою линию только при условии, что у вас есть в этом пресловутая насущная необходимость. И сейчас мы узнаем, что за парень этот покойник, есть ли у него порох в пороховницах и есть ли у него в сущности насущная необходимость?

“В конце концов, — медленно проговорил покойник, — это даже интересно…”

И тут Инесса упала в обморок.

К счастью, ничего не произошло. Обморок прошел, небеса не разверзлись, потолок не рухнул, пол не ушел из-под ног. Хатха-ежик сиял, покойник хмурился, Инесса моргала — они составляли расписание для закрытой группы на десять суток. Покойник предложил пригласить на группу Петю Самсонова, Серегу Лысого и Мишку Дозу, и хатха-ежик сказал, что конечно, но только за умеренную плату. Скажем, пять баксов в день. Это, объяснил хатха-ежик, не есть прихоть, но фильтр, сквозь который вышеупомянутые кандидаты либо пройдут, либо нет, и сразу станет ясно, у кого есть насущная необходимость, а кто просто дурью мается. Покойник подозрительно нахмурился, но хатха-ежик еще раз заверил его, что лично ему эти деньги не нужны.

“Ты думаешь, почему я не боюсь ввязываться в эту авантюру? — спросил он. — Потому что мне от жизни ничего уже не надо, разве что — узнать, чего ей нужно от меня? Вот почему. А финансовый дуршлаг необходим. Либо твои друзья придут сюда через него, либо не придут вообще”

Покойник бросился обзванивать друзей.

Петя Самсонов сказал, что он бы с удовольствием, но к нему вот-вот приедет тетя Женя из Волгодонска, а это, сам понимаешь… Покойник ничего не понимал, но Петю оставил в покое.

Мишка Доза трубку не брал и дверей не открывал. Добросердечная соседка сообщила, что Михаил срочно отбыл в командировку.

Серега Лысый трубку взял и даже сказал в нее страшным голосом: “Але! Если вы думаете, что это я, то это ни хрена не я, а автоответчик, сейчас я пикну и вы можете говорить, чего вам надо…”

Результаты сканирования покойник обреченно сообщил хатха-ежику, но тот нисколечко не удивился и сказал: “А сам-то ты все еще того?” Покойник не успел ничего ответить, потому что пришла соседка и сообщила хатха-ежику, что ОНИ приходили опять и что все это может плохо кончится, но хатха-ежик сказал ей, что все очень хорошо, что в крайнем случае его всего лишь убьют, а этого он ждет уже давно и с нетерпением. Покойник спросил, кто такие эти они, и хатха-ежик объяснил, что самое странное в том, что он сам этого не знает, но это довольно интересно. Инесса даже ножи перестала в стол прятать, между прочим — готовится к обороне, хотя у нее сейчас свои сражения. Вчера приезжала ее мать, с истерикой и угрозами, хотела то ли забрать Инессу домой, то ли вернуть его, хатха-ежика, за решетку, но ее споили валерьянкой и она уехала ни с чем. “Практика состоится, — сказал хатха-ежик в конце концов. — Это я тебе обещаю” Покойник недоверчиво покачал головой и пошел в туалет. Оставшись на кухне один, хатха-ежик налил себе чаю и понял, что он совсем не один. Над ним возвышалась черная громадина с длиннющим шестом в руках, на конце которого сверкало ослепительно голубое лезвие. Смерть толкнула хатха-ежика тупым концом шеста и, когда он свалился со стула, наступила ему на грудь тяжелой, словно могильная плита, ногой. На секунду он пожалел о покойнике, который уже выходил из туалета, и об Инессе, которая теперь останется одна, и о группе, которую они так и не довели до конца. Дыхание перехватило морским узлом, в оглушительной тишине еле слышно прокатилось эхо дверных хлопков хатха-ежикового сердца, и он попытался взглянуть ей в лицо. Сначала он не увидел ничего, потому что у смерти не бывает лица, но он по старой привычке продолжал смотреть и в конце концов увидел то, что видел всегда, когда его взгляд не останавливался ничем и ни на чем. Яркий свет сорвал маску смерти с того, кто наступил хатха-ежику на грудь, и все, кроме этого света, исчезло, и хатха-ежик улыбнулся. “Господи, — подумал он, — когда же ты оставишь меня в покое?” Но Бог тоже был чувак с юмором и сказал, чтобы хатха-ежик занимался своими делами и не мешал ему заниматься своими. И только когда покойник спросил, жив ли он, хатха-ежик судорожно выдохнул и свежая струя тут же ворвалась в него, как горная лавина, все сметая со своего пути и до боли обжигая легкие. “Надеюсь, — хрипло проговорил хатха-ежик, — что за время своего пребывания в туалете ты еще не успел передумать”, но покойник не понял, что это шутка, и с самым серьезным видом отрицательно покачал головой.