Луис-Поль Боон - Менуэт

ПРОИЗВЕЛ ДЕЗИНФЕКЦИЮ СВОЕЙ ВЫГРЕБНОЙ ЯМЫ КАРБОЛОВОЙ КИСЛОТОЙ С ЦЕЛЬЮ УНИЧТОЖЕНИЯ МУХ, ВО ВРЕМЯ ПОЛЬЗОВАНИЯ УБОРНОЙ СЛЕДУЮЩИМ ВЕЧЕРОМ СЛУЧИЛСЯ ВЗРЫВ, В РЕЗУЛЬТАТЕ КОТОРОГО ОНА ВЗЛЕТЕЛА НА ВОЗДУХ / СЕГОДНЯ, ОКОЛО ОДИННАДЦАТИ ЧАСОВ УТРА, ОДНУ ИЗ РАБОЧИХ СЛОБОДОК ВДРУГ ОХВАТИЛ АЖИОТАЖ: НЕКИЙ ЧЕЛОВЕК, ВОЗВЫШАВШИЙСЯ НАД ТОЛПОЙ, РАЗДАВАЛ ЖЕЛАЮЩИМ ДЕНЕЖНЫЕ БАНКНОТЫ, ПОСЛЕ РАЗДАЧИ КУПЮР НА СУММУ ОКОЛО 50 ТЫСЯЧ ФРАНКОВ ОН ОБЪЯВИЛ,

на котором он стоит, и есть единственный камень на всем белом свете. Каждый отдельный человек является единственной осью этого мира. А осознав это, я оказался навсегда сорванным со своей оси. Когда-то на ярмарках водилось Веселое Колесо. Это был большой деревянный диск; после того как все занимали места, он приводился в движение, и тех, кто садился далеко от оси, быстро с этого диска сметало. Однажды мне удалось завладеть этой осью и покружиться довольно долго, пока какой-то болван не спихнул меня оттуда.

Именно тогда и закралась в меня эта безграничная печаль. Не потому, что меня прогнали с того места, а потому, что, как оказалось, оттуда в принципе можно быть изгнанным. И было еще кое-что... К примеру, вот: недавно к моей жене наведывались соседские балаболки - в таких случаях она, готовя кофе или чай, старается вовсю - делает она это для того, чтобы никто не заметил, как мне противны любые гости, каким я становлюсь беспомощным и унылым от их разговоров, их мелочной трескотни, их уверенности. И вот она откопала одно воспоминание своего детства - о ярмарках, где водилось Веселое Колесо. Однажды ей удалось сесть почти к самой оси, но какая-то толстуха крестьянка спихнула ее, и она, отлетев на край диска, поранила руку. Kонечно, она раздосадовалась тогда, даже крепко обозлилась на ту мужичку. Но судя по тому, как моя жена рассказывала все это сейчас, она и годы спустя все еще продолжает на нее злиться. Соседки незамедлительно выложили ответную байку о другом Веселом Колесе и о другой руке, которую они ранили, которую они сломали, которая у кого-то оказалась случайно даже отрублена - ведь люди никогда не встречаются друг с другом для того, чтобы поделиться своими переживаниями, они встречаются, чтобы посостязаться в жутких россказнях, - и вот речь идет уже не о руке, а о ноге, нет, о двух ногах сразу, они видели все это собственными глазами и никогда не забудут. Они не поняли того, что именно моя жена имела в виду: она плакала тогда возле Веселого Колеса, конечно, от бессилия, потому что была так запросто свергнута со своего детского трона, - тогда-то она впервые и осознала (но сразу забыла опять, а может быть, даже не понимала никогда), что существует ось, с которой любой болван может тебя спихнуть, что самый сильный, самый грубый - именно благодаря своей животной природе - имеет право занять ближайшее к оси место. Иначе говоря: другие, даже пройдя через тот же самый опыт, обычно забывают его суть, меня же буквально сокрушил в прах вытекающий из него вывод: абсолютной оси на самом деле нигде нет

ЧТО ВЕРНЕТСЯ ОКОЛО ПОЛДУДНЯ, УВЫ, ЩЕДРЫЙ ДАРИТЕЛЬ, ИЗВЕСТНЫЙ НЕКОТОРЫМ ОБИТАТЕЛЯМ ВЫШЕУКАЗАННОЙ СЛОБОДКИ, В НАЗНАЧЕННЫЙ ЧАС ТАК И НЕ ВЕРНУЛСЯ / ПРИ РАЗГРУЗКЕ КУКУРУЗЫ ОДНОГО ИЗ ДОКЕРОВ ЗАСОСАЛО В ЖЕРЛО ЭЛЕВАТОРА, КОТОРЫЙ ХОТЯ В ТАКИХ СЛУЧАЯХ УСТРОЙСТВО ДОЛЖНО АВТОМАТИЧЕСКИ ОТКЛЮЧАТЬСЯ - ПРОДОЛЖАЛ РАБОТАТЬ, 2 ДРУГИХ ДОКЕРА ПОСПЕШИЛИ НА ПОМОЩЬ НЕСЧAСТНОМУ, НО ИХ ЗАСОСАЛО ТОЖЕ / ОДНОМУ ИЗ МОЛОДЫХ ШУТНИКОВ, ШАТАЮЩИХСЯ ПО ЯРМАРКЕ, НЕ ПРИШЛО В

ось образуется там, куда взгромождаются самые грубые, самые невежественные. А позже, в тот же вечер, когда гости уже ушли, девочка сказала, что она тоже что-то такое припомнила: в одно послеполуденное воскресенье, тихо сидя в своем маленьком саду на качелях, она тихонько покачивалась и тихонько плакала. Почти не смея взглянуть на нее, я шепотом спросил: почему? И она ответила: не знаю, просто потому что я там сидела и тихонько качалась - и потому что было послеполуденное воскресенье. Значит... Все равно я оставался одинокой шлюпкой - нет, я был утопленником, хотя иногда до меня и доносился какой-то отзвук, какое-то слово, которое было, по сути, лишь эхом моего собственного. Жена что-то делала в садике за домом. Садик был небольшим, в виде полосы четырех метров шириной и скольких-то метров длиной, я никогда не вымерял. Сознаю себя законченным горожанином: в районе, где я рос, сада не было ни у кого. Что касается природы, я знаю разве что высокую дикую траву, крапиву и желтую горчичную траву, которая растет на пустырях, куда фабрики вывозят свой мусор. Я могу без труда узнавать лишь воробьев, канареек (в клетке где-нибудь на облупленной стене) да голубей. Имена цветов мне неизвестны, из овощей я в состоянии назвать лишь красную капусту, так как ее сажают на заброшенных строительных участках, среди золы и всякой застарелой ржавчины - фабричный рабочий, крестьянский сын, изредка орудует там лопатой. Что же до улицы, где я жил с родителями, то на ней водилась только герань. Она цвела или на подоконниках, привязанная к стене, или прямо на стенах в прибитых к ним деревянных ящиках.