Виктор Московкин - Лицеисты

— За порчу взыщите с приказчика, чтоб знал наперед, кого брать.

Конторщик склонил напомаженную голову. Сегодня он очень раздражал Грязнова. Директор сверкнул злым взглядом.

— Можно подумать, что это самое главное, что вы хотели сообщить, — сказал он ядовитым тоном, который заставил побледнеть Лихачева.

— Контора Генневерга ждет решения об эскизе занавеса для фабричного театра, — робко напомнил Лихачев.

— Есть решение. — Грязнов стал рыться в ящике стола. Нашел листок, исписанный мелким почерком, пробежал глазами строчки:

«При сем возвращаем вам рисунок предполагаемого для театра занавеса, который в общем одобрен. Вместо же вида фабрики (в середине) мы предполагаем изобразить в живописном виде с-петербургский известный монумент Петра Великого, который на Сенатской площади, так как Петр Великий был преобразователь России, покровитель фабрик и школ; сам он был на Ярославской мануфактуре, ей покровительствовал — делал даже свои указания, чему пример Петропавловская церковь».

Лихачев убрал письмо в синюю папку.

— Все теперь? — спросил Грязнов.

— Я старался ничего не упустить.

— Плохо старался. О листовках, что на дворе разбросаны, знаете?

— Я полагал, вам известно… Пристав занимается розыском.

— Что-то раньше он не занимался. Допрашивал он Колесникова?

— Не знаю.

— Плохо, что не знаете.

Грязнов вспомнил о просьбе пристава Цыбакина принять на фабрику его людей. Тогда не дал определенного ответа, сейчас знал, что сказать: стоят дорого, а толку мало.

— Свяжите меня с Цыбакиным. Да еще вызовите Фомичева и этого, как его… полезного человека Коптелова.

Ему показалось, что Лихачев усмехнулся. Не в силах сдержаться, взял с угла папку, сильно хлопнул ее на стол, занялся просмотром ежедневного отчета Карзинкину. «Милостивый государь! Сообщаем вам, что с вверенной нам фабрики вчера отгружено товару на 147 тыс. 521 рубль…»

Всегда так начинался отчет, а нынче не понравилось «с вверенной нам фабрики…» Оставил: «Милостивый государь! Вчера отгружено товару…»

— Вот так, — произнес назидательно. — Переписать.

Лихачев, забрав отчет, ушел. Грязнов опустил руки на стол, сидел в раздумье. Чем может кончиться появление листовок? Станут ли рабочие бастовать? Или покричат, как не раз бывало, и все останется по-прежнему.

Вошел хожалый Коптелов — маленький болезненный человек с бегающим взглядом.

Грязнов ожидал в нем развязности, загодя презирал его за это.

Но у Коптелова хватило ума робко остановиться у двери. Может, ожидал нагоняя за листовки на дворе фабрики.

— Говорят о какой-то Марье Ивановне, чуть ли не заступнице обиженных. Знаете ли вы что об этом?

Спросил и вперил взгляд, пронзительный, недобрый. Коптелов судорожно сглотнул слюну, заговорил хрипло:

— Марья Ивановна — выдумка. — Перекрестился быстро на портрет Затрапезнова — основателя фабрики, — который висел над головой директора. — Истинно так. Придумана, чтобы отвести след. Местные социалисты мутят воду.

— Всё?

— Извольте заметить, — заторопился Коптелов, — не надо было принимать на фабрику Крутова. По моим наблюдениям, от него идет смута.

— Это мое дело, кого принимать, — резко ответил Грязнов. — А ваше дело узнать, кто такая Марья Ивановна. Ступайте.

Коптелов задом выскользнул в дверь. Грязнов укорил себя: «Приходится иметь дело с такими ублюдками. И не обойдешься. Цыбакину со всем аппаратом месяц слежки потребуется, а этот пройдоха запросто разнюхает все, что нужно. Однако тот, второй, заставляет себя ждать».

После короткого робкого стука в дверь осторожно заглянул черноволосый, с узким лицом мастеровой. Грязнов приветливо кивнул, пригласил войти. Фомичев старательно закрыл за собой дверь. На жест директора садиться, махнул стыдливо рукой, остался у порога.

Фомичева вызвали в разгар смены. Поднимаясь по лестнице в контору, он мучительно гадал, что его ждет. По работе вины за собой он не чувствовал. Ничем другим разгневать директора не мог. И все-таки отчаянно трусил.

— Я слышал о вас много хорошего, — ласково, как мог, начал Грязнов. — Хотел поближе познакомиться. Заранее скажу, работой вашей мы довольны, можете рассчитывать на прибавку жалованья.

— Спасибо, господин директор. Не знаю, как и благодарить вас.

— Благодарите себя. Честных рабочих мы стараемся отличать. Как у вас дома? Живете в каморках? В каком корпусе?

— В третьем, господин директор. Занимаю перед. Женился недавно. О своем доме подумываю.