Кэтрин Мэнсфилд - Маринованный огурец

— Ах, зачем ты так говоришь? Я бы так не могла сказать.

Но он издал звук, похожий на стон, и взяв ее руку, прижал к своей щеке.

— Потому что я буду любить тебя еще сильнее, гораздо более сильнее. И я буду так жестоко страдать, Вера, потому что ты никогда — никогда не будешь любить меня.

Сейчас он действительно лучше выглядел, чем раньше. Он растерял всю свою мечтательную задумчивость и нерешительность. Теперь он казался мужчиной, который нашел свое место в жизни, и сознание этого наполняло его уверенностью и верой в себя, что было, по крайней мере, впечатляюще. Он, должно быть, много нажил денег. Его ожеждойможно было восхищаться, и он сейчас вытаскивал из своей сумки русскую сигареточницу.

— Хочешь закурить?

— Да, — она поколебалась над сигаретами. — Они же так хорошо выглядят.

— Я тоже так думаю. Маленький человечек с улицы Св. Джеймса сделал их специально для меня. Я не очень сильно курю. В этом я не похож на тебя….но когда курю, это должны быть вкусные, очень свежие сигареты. Курение — не моя привычка; это роскошь — как парфюмерия. Ты также обожаешь парфюмерию? Ах, когда я был в России…….

Она перебила:

— Ты действительно был в России?

— О, да. Я провел там около года. Ты не забыла, как мы любили говорить о поездке туда?

— Нет, я не забыла.

Он издал странный полусмешок и откинулся на спинку стула.

— Разве это не забавно? Я и правда совершил все те путешествия, которые мы планировали. Да, я побывал во всех этих местах, о которых мы толковали, и оставался в них достаточно долго для того, чтобы, как ты говорила, «проникнуться их духом». К тому же я провел три последних года моей жизни в путешествиях. Испания, Корсика, Сибирь, Россия, Египет. Осталось посетить только Китай, и я собираюсь туда поехать, как только кончиться война.

Пока он говорил так вдохновенно, стуча концом сигареты о пепельницу, она почувствовала, как странный зверь, который дремал так долго в ее груди, потянулся, зевнул, насторожил уши и внезапно вскочил на ноги и устремил свой жаждущий, голодный взгляд на эти далекие страны. Но все, что она смогла сказать, было: «Как я завидую тебе».

Он принял такой ответ. — Это было, — он сказал, — просто великолепно, особенно Россия. Россия оправдала все наши ожидания и более того. Я даже провел несколько дней в лодке на реке Волге. Ты помнишь ту песню лодочника, которую ты любила играть?

— Да, — песня начала играть в ее голове, пока она говорила.

— Ты еще играешь?

— Нет, у меня нет пианино.

Он очень удивился этому. — Но что стало с твоим красивым пианино?

Она состроила гримасу. — Продано. Уже давно.

— Но тебе же так нравилась музыка, — он недоумевал.

— У меня сейчас нет времени на это, — сказала она.

Он оставил расспросы. — Эта жизнь на реке, — он продолжил рассказ, — это что‑то особенное. После дня или двух такой жизни невозможно представить, что можно жить иначе. И не обязательно знать язык — жизнь в лодке создает близкую связь между тобой и людьми, которые более чем необходимы. Ты ешь с ними, проводишь день с ними, и по вечерам это бесконечное пение.

Она вздрогнула, слыша, как пенся лодочника зазвучала громко и трагично, и видя мысленно лодку, плывующую по темнеющей реке с грустными деревьями по обеим ее сторонам…. — Да, мне бы это понравилось, — сказала она, поглаживая свою муфту.

— Тебе бы понравилось жизнь в России, — он нежно сказал. — Она такая непосредственная, такая испульсивная, свободная от каких‑либо вопросов. И крестьяне такие дружелюбные. Они так человечны…да, это правильное слово. Даже человек, который правит повозкой, — даже он принимает участие в происходящем. Я помню один вечер, было двое моих друзей и жена одного из них, мы поехали на пикник на Черное море. Мы взяли ужин и шампанское и ели и пили на траве. И когда мы ели, подошел извозчик. «Возьмите маринованный огурец», — сказал он. Он хотел поделиться с нами. Это казалось таким логичным, таким….ты понимаешь, что я имею в виду?

И ей казалось, что она сидит на траве около загадочного Черного моря, черного как бархат, накатывающегося на берег тихими, бархатными волнами. Она увидела экипаж, стоящий в стороне от дороги, и маленькую группку людей на траве, их лица и руки, белые в лунном свете. Она видела бледное платье женщины, раскинувшееся по траве, и ее лежащий в стороне сложенный зонтик, похожий на большой перламутровый крючок для вязания. Чуть вдалеке от них, с завтраком на салфетке на коленях, сидел извозчик. «Возьмите маринованный огурец», — сказал он, и хотя она точно не была уверена, что такое маринованный огурец, она увидела зеленоватый стакан с видным в нем красным перцем, похожим на клюв попугая. Она втянула в себя щеки; маринованный огурец был слишком кислый….