Брассай - Разговоры с Пикассо

БРАССАЙ. Конечно, в Коллиуре он был бы как дома, в Каталонии… Но с Лазурным Берегом его многое связывает: Антибы, Валлори, друзья.

ПАУЛО. Нет-нет, вы ошибаетесь. С побережьем его не связывает ничего… И друзья даже меньше, чем воспоминания… Друзья и посетители следуют за ним повсюду…

Пока мы разговариваем, на залитой солнцем зеленой лужайке мой Фуэго вовсю кокетничает с боксером – молодой матерью, благосклонно принимающей его бурные излияния.

БРАССАЙ. Вам было одиннадцать лет, когда я провел в Буажелу целый день, снимая скульптуры вашего отца. Вы помните?

ПАУЛО. По-моему, вы делали снимки для «Минотавра»? Я хорошо все помню. Теперь этим поместьем занимаемся мы с женой. Часто приезжаем из Парижа, чтобы провести здесь несколько дней. В этих местах царило полное запустение, даже сторожа не было. Не хотите взглянуть?

Во время разговора я осматриваюсь в поисках конюшен. Они стояли напротив замка, стены которого были сплошь увиты плющом. Теперь они голые. Я спрашиваю об этом у Пауло.

ПАУЛО. Да, все было покрыто плющом, даже крыши. Часовни не было видно – ни стен, ни колокола. Я приказал спилить все его ветви у самой земли, они стали толстые, как стволы деревьев.

Мы прохаживаемся по двору. В этой заброшенности есть особая прелесть. Цветочные клумбы исчезли, а некогда прелестный, огороженный забором задний двор превратился в пустырь с обломками полусгнивших столбов. Но что меня особенно интересует, так это конюшня, где Пикассо делал свои самые крупные скульптуры.

ПАУЛО. Это там, она сейчас совершенно пуста. Такая же сырая, как и прежде…

Ближний сарай служил гаражом. На нем до сих пор висит деревянная дощечка с надписью крупными черными буквами: ИСПАНО-СЮИЗА.

Мы находим Жильберту и жену Пауло на кухне. Она хорошенькая: прозрачные серые глаза и тонкий профиль.

ПАУЛО. Сейчас мы живем здесь – кухня большая и теплая. Понемногу пытаемся привести в порядок некоторые комнаты. Хотите посмотреть?

Мы входим в просторный, полуразрушенный, давно требующий ремонта зал, заваленный охапками хвороста, фактически превращенный в сарай. Я с грустью узнаю в нем салон с камином, где я в 1932 году снимал Пикассо с Ольгой.

ПАУЛО. Это помещение повреждено больше остальных, я его пока не трогаю. Во время войны здесь была солдатская казарма.

Поднимаемся на третий этаж, в мансарду. В правом крыле две очаровательные, теплые комнаты.

ПАУЛО. Это наши спальни. Отец работал именно здесь. Пол испачкан краской. Эти комнаты ему нравились… Самый красивый вид открывается отсюда.

За маленькой часовней и воротами виднеются расположившиеся ярусами на холме дома соседнего поселка, который тянется до плотного зеленого занавеса леса Буажелу.

На стене висят три маленькие любительские фотографии: Пикассо, Ольга и пятилетний Пауло. Год примерно 1925–1926-й. Пикассо – в костюме и с накладным воротничком, ему явно не по себе, эта одежда его раздражает.

Спустившись на кухню, выпиваем по стаканчику. Мы – в доме aficionado, о чем свидетельствуют две большие афиши с боя быков. Насколько я знаю, Пауло по инициативе отца вместе с Пакито Муньосом устраивают представления корриды в Валлори. Я спрашиваю у Пауло, занимается ли он организацией корриды на Лазурном Берегу…

ПАУЛО. Я страстный поклонник всего этого. Но, к сожалению, умерщвление животных на побережье запрещено, поэтому приходится ограничиваться показом камаргской корриды и прочими эрзацами в том же роде. А Пакито Муньос, наш импресарио, умер. От сердечного приступа. Огромная потеря для нас. Мне его очень не хватает…

БРАССАЙ. Вы лично тоже выходите на арену. Какие чувства вы при этом испытываете?

ПАУЛО. Страх. Но не всегда. Когда бык находится от вас на расстоянии вытянутой руки, бояться уже поздно. Но когда он кидается на вас издалека – это ужасно… Что-то огромное, черное катится на вас, все увеличиваясь в размерах. Да еще эти рога…

На столе стоит включенный транзисторный приемник.

Г-жа Пикассо рассказывает, что в прошлое воскресенье слышала меня по радио. Я спрашиваю, видели ли они телепередачу, где мы были с Канвейлером.

ПАУЛО. У нас нет телевизора. Но Пикассо вас наверняка видел. Он сейчас очень увлечен телевидением. В «Калифорнии» у него уже полтора года как есть телевизор. Поначалу он отнесся к нему с презрением: «Все эти лица мне неинтересны». А потом увидел свою выставку в Лондоне и свадьбу принцессы Маргарет… После этой передачи ему приснился какой-то сон… «Если бы я увидел такое во сне в царствование Елизаветы I, мне отрубили бы голову», – рассказывал он, смеясь. Представьте себе Пикассо в Букингемском дворце!